Серый кардинал Брежнева

Прожив без малого 80 лет, он самим своим обликом как бы консервировал время, оставаясь приверженцем неизменного длиннополого драпового пальто, каракулевой шапки-пирожка и старомодных резиновых галош на алой байковой подкладке. Приезжая на заседание Политбюро, он аккуратно ставил галоши под вешалку, и все, кто приходил, знали - галоши на месте, значит, Михаил Андреевич приехал. А однажды, почему-то он снял галоши перед тем как сесть в автомобиль и уехал на работу. Заботливая охрана выставила около них пост. Вечером Михаил Андреевич вышел из лимузина, одел галоши и вошёл в дом.

Он не выносил езды на автомобиле со скоростью свыше 40 километров в час. Чиновники, спешившие на работу, старались проскочить раньше, чем на Рублево-Успенское шоссе вырулит сусловский лимузин. Как и многие другие коллеги по Политбюро, любил волейбол и домино. Когда шел гулять - обязательно подбирал все сучочки и ветки, что упали с дерева, и складывал их в аккуратные кучки. Если видел по дороге грибы, подбирал и их. Гневался на коменданта дачи когда рабочие, красившие забор задевали кусты черемухи. При этом ссылался на Ленина, который, по преданию, своего коменданта уволил за такое отношение к растениям. На кремлевских приемах и банкетах, подходя к столу с напитками, аккуратно двумя пальцами брал бокал с соком и уточнял, какой в нем сок. Не пил спиртного совсем.

Однажды на Ставрополье, одна медсестра из краевой больницы рассказала, что ухаживает за женой Михаила Андреевича Суслова — тогда он занимал должность первого секретаря Ставропольского крайкома партии. По словам медсестры, жена Михаила Андреевича была добрая и симпатичная женщина. И, выписываясь из больницы, сказала: «Вы спасли меня, буквально вытащили с того света. Если будет когда-нибудь нужна моя помощь, приходите, звоните. Я вам постараюсь помочь. Я — ваша должница». И на самом деле, она многим действительно помогала в тяжелой жизненной ситуации.

Жена – Суслова - Елизавета Алексеевна, была врачом, кандидатом медицинских наук, во время войны активно работала в военных госпиталях. Умерла в 1972 году. Дочь Сумарокова Майя Михайловна – доктор исторических наук в области балканистики. Внучка – Елена. Закончила, конечно, МГИМО МИД СССР и вышла замуж за сына известного в то время журналиста-международника Мелора Стуруа – Андрея.

Скончавшегося 26 января 1982 года М.А.Суслова хоронили на Красной площади у Кремлевской стены, похороны транслировали на всей территории Советского Союза. Был объявлен трехдневный траур.

А макинтош члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС, депутата Верховного Совета СССР, дважды Героя социалистического труда Суслова Михаила Андреевича - деятеля коммунистической партии, советского государства и международного коммунистического движения хранится в Хвалынском музее Ульяновской области. По описанию: «Макинтош классического покроя: однобортный с застежкой на три пуговицы; рукав вшивной, едва зауженный к низу. Воротник английский. Два нижних боковых прорезных кармана расположены вертикально по подборту. Цвет бежево-серый, немного выцветший. Передан в 1982 г. дочерью М.А.Суслова - Сумароковой Майей Михайловной».

Все эти бытовые детали из воспоминаний бывших приближенных не имели бы общественного интереса, если бы не масштаб должности второго человека в партии, а значит, и в государстве, которую на протяжении многих лет он занимал.

Его современники вспоминали, как Михаил Андреевич по-особенному выворачивал ступни при ходьбе и хрустел пальцами, подобно известному литературному персонажу Алексею Каренину, по темпераменту и манере поведения поразительно схожему с главным идеологом КПСС. И еще его сравнивали с невымышленным главным идеологом Российской империи - Константином Петровичем Победоносцевым. А может быть, такова генетическая черта «ревнителей» и «охранителей», необходимая для поддержания в исправном состоянии механизмов имперской духовности и ее специфической интеллектуальной жизнедеятельности?

Так или иначе, Суслов, как и его исторические предшественники, выполнял эти функции с максимально доступной для предлагаемых историей обстоятельств эффективностью. Не только им, конечно, но при его непосредственном участии, а впоследствии и под непосредственным руководством была выстроена всеобъемлющая система идеологического контроля (и не только контроля, а, пожалуй, идеологического бытия), которая была во многом сущностной характеристикой системы.

Что такое была «идеологическая работа», которую курировал Михаил Андреевич? Формально - это третья по иерархии группа задач у той системы управления, которая действовала в советское время. Партия-государство руководила хозяйством, расставляла кадры, поддерживала в работоспособном состоянии административный и репрессивный аппарат, вооруженные силы. «Идеология» по штатному расписанию закреплялась за «третьим секретарем». Но это было лишь формальное распределение.

За идеологию, а вернее, за прорехи на этом фронте спрашивали, прежде всего, с «первого», но трактовать «вопросы теории» и формулировать идеологические оценки «первому» редко когда дозволялось. До 1953 года это была непререкаемая прерогатива вождя. После - на протяжении 30 лет - это делали специально обученные жрецы, главным среди которых и был человек, занимавший непросторный угловой кабинет на пятом этаже дома номер 4 по Старой площади. Затем эти апартаменты занимали последовательно Юрий Андропов, Константин Черненко, Михаил Горбачев, а после августовской революции 1991 года - Геннадий Бурбулис, носивший титул «серого кардинала» при раннем Ельцине.

Любой, состоявший в партии или комсомоле, без труда припомнит идеологические нелепости той поры - и скуку политпросвета, и казуистику формулировок, и откровенное расхождение лозунгов и действительности. Но идеологический аппарат ЦК, что сегодня может показаться странным, был пестрым конгломератом приверженцев самых различных научных и политических взглядов, в нем уживались одновременно философы и политологи самых различных взглядов.

На наш сегодняшний взгляд, насаждаемая партийная учеба, политпросветы и прочие идеологические приемы аппарата, который возглавлял Суслов, были никчемными и никакой пользы обществу вроде бы не приносили. Однако нельзя не заметить и другого - ведь даже насаждаемая как картошка информация все равно оставалась информацией, то есть, как ни крути, фактором культуры. И хочешь- не хочешь какая-то толика знаний о том, что происходит, осаждалась в головах масс.

И бурной политической активностью на рубеже 80-х и 90-х общество парадоксально обязано и тому насильственному внедрению политического знания, которым занималась система партполитпросвета. И постсоветское ощущение идеологического вакуума, которое отнюдь не компенсировали искусственные поиски национальной идеи в середине 90-х, дает о себе знать и сегодня.