Балканское кино. Кроме Кустурицы

Фильм начинается сценкой из морга. Два покойника обсуждают свое прошлое. Серафим и Витомир – два друга. Зарабатывают тем, что нелегально поставляют товары из Италии в социалистическую Югославию. Это вызывает интерес бандита Сешкета Рамадани. Он предлагает Серафиму и Витомиру ограбить банк и предает их, чтобы не делить деньги. Серафима хватает полиция, а Витомир прыгает в Адриатическое море и бежит в Италию. Там он делает карьеру и становится уважаемым криминальным авторитетом. Но Витомир никак не может избавиться от мысли о Серафиме, погибающем в югославской тюрьме. Через пятьдесят лет умирающий Витомир завещает своему единственному сыну Сантино, владельцу стрип-клуба, вернуть свой долг: никогда не бросать в беде сына Серафима, Трендафила.

Трендафил Цветков. Оба слова – названия цветочков. Жену Трендафила зовут Ружа, как роза. А тещу – Зумбула – тоже какой-то цветочек. Трендафил не выносит оружия и силы. Поэтому когда начинается гражданская война, он с женой и тещей бежит из Македонии в Болгарию. По дороге бабушка Зумбула умирает. Похоронить ее за пределами Македонии невозможно – на кладбище и для своих-то мест не хватает! "Это вам не Макдоналдс! Места заранее заказывать надо!". Тогда Трендафил заворачивает бабушку в ковер и поручает Руже ехать с ковром обратно и похоронить Зумбулу на родине. Ночью ковер с бабушкой крадут албанцы-контрабандисты. Ружа просит Трендафила во что бы то ни стало "найти маму". Трендафил звонит Сантино. И дальше начинаются веселые приключения обоих парней. В погоне за ковром с завернутой бабушкой их куда только не забрасывает. Например, они попадают в албанскую деревушку, где мусульмане режут христиан, а христиане – мусульман. А потом садятся за стол и вместе выпивают. Война для них – денежное предприятие, составная часть криминального бизнеса. Остаться пацифистом у Трендафила не получается. Приходиться убить. И не раз. Жизнь того стоит.

На самом деле, писать о войне, как и снимать, принято как-то пафосно. Кровь и человеческая трагедия – непременные условия того, что фильм зацепит за душу. Как-то мало вспоминают "Швейка" Гашека, "Уловку 22" Хеллера и нашего Теркина, которые видели в войне не столько трагедию, сколько величайшую человеческую глупость (вспомнить хотя бы слова главного героя "Уловки 22" Йоселианна: "Там куча незнакомых людей, которые хотят меня убить"). Создается впечатление, что литературная традиция злой насмешки над войной и трагедией перешла в кино. По крайней мере, "Балканкан" не оставляет впечатление страха. Сидишь и смеешься, ощущение того, что только что отдохнул.

Дарко Митревски уже сравнивают с Кустурицей. Действительно, с кем еще сравнивать македонского режиссера, если кроме Кустурицы при фразе "югославское кино" ничего в голову не приходит? По мнению Кирилла Разлогова, авторитетного киноведа и программного директора нынешнего фестиваля, фильм Митриевски "только поверхностно является неким кустурицей, а на деле отсылает к традиции югославского "черного фильма" 60-70-х, о которой из-за культа Кустурицы просто забыли".

В "черном кино" с предельной откровенностью показывали жизнь люмпенов, преступников и прочих антигероях. Все это разрушало героический флер коммунизма и веры в счастливое будущее, подобно тому, как в "Балканкане" ты видишь не войну, а то, как живут в ней люди. Смешно, как и любая величайшая человеческая глупость.

Екатерина Яковлева