Виолончель, расквашенный нос и “свежий вкус рта”

Советским людям с Хэмом повезло в отличие от многих других писателей загнивающего общества потребления. С одной стороны, он был, конечно, плоть от плоти – буржуй недорезанный. Но, с другой, вроде, и фрондер, который не был ура-патриотом Америки. А, с третьей стороны, - защищал демократию, воюя в Испании. Ну, а то, что последние годы он жил не в Америке, а на Кубе – это вообще было сильным козырем в его защиту. И наши цензоры, скрежеща зубьями, все же согласились его печатать. Так что читали Хэма все, кто хотели.

Втиснуть все, что ты думаешь и чувствуешь об Эрнесте Хемингуэе в две виртуальные страницы невозможно даже теоретически. Надо быть либо нахалом, либо гением, сестрой таланта которого, как известно, является краткость. Автор этих строк, не будучи ни тем, ни другим, решил в своей небольшой заметке прикоснуться лишь к одному периоду биографии великого американца. Тем более, что просвещенный читатель, наверное, знает о нем много: и об Испании, и о его многочисленных женах и просто любовных похождениях, и о знаменитых рыбалках, и о корриде, и о коктейле дайкири, и о вилле на Кубе… А если не знает, то прочтет. Мы же сегодня вспомним то время в жизни Хэма, когда он еще не был ни великим, ни даже просто известным.

Родилась будущая знаменитость в городке Оук-парк – пригороде знаменитого “гангстерского” Чикаго. Но жители этого респектабельного населенного пункта утверждали, что граница между Чикаго и Оук-Парком проходит там, где кончаются салуны и начинаются церкви. Родители Эрнеста были коренными “оук-паркчанами”, жили на соседних улицах, но были не похожи друг на друга ни характерами, ни образом мыслей. Отец – Кларенс Эдмунд Хемингуэй – был склонен к прогулкам на природе, к охоте, к рыбалке, к созерцанию мира. А мама – Грейс Хол – считалась светской львицей: порядок в доме, воспитанные дети и внешние признаки благополучия для нее были важнейшими сторонами жизни. Бедного Эрни она прочила в… виолончелисты и заставляла часами упражняться на ненавистном струнном инструменте. Сама она ради семьи бросила артистическую карьеру, о чем впоследствии неоднократно напоминала. (Забегая вперед, скажу, что почтенная мамаша не ведала, что ее сын, пиликая одну и ту же мелодию, думал о чем-то своем, и даже говорил потом, что части своего успеха он обязан именно этим “музыкальным” часам). Но юный Эрнест душой все же склонялся к своему отцу, который научил его охотиться, рыбачить, бродить по лесу, познакомил с индейцами.

Писатель потом очень подробно все описал в своих рассказах, героем которых стал вымышленный персонаж Ник Адамс – alter ego самого автора. Первым воспоминанием в жизни был “чердак дома, в котором я родился, и свадебный пирог моих родителей, подвешенный в жестянке к стропилам, и тут же на чердаке банки со змеями и другими гадами, которых мой отец еще в детстве собирал и заспиртовывал…” Кстати, отец, застав однажды Эрни, читающего Дарвина, был счастлив, решив, что малец пойдет по его стопам. Но тот перенял от отца, пожалуй, только страсть к природе и к охоте, которая стала для него “действительной и постоянной страстью”. К великому несчастью, в конце жизни Хемингуэй последовал еще одному примеру отца – покончил жизнь самоубийством…

Но мы не будем о печальном и возвратимся в юность писателя. Его следующей страстью стал бокс. Как-то раз он прочитал об открытии секции и решил туда пойти. Тем более, что в душе саднило воспоминание о том, как соседский мальчишка спокойно свалил его на землю ударом кулака. Мама, конечно, была против, отец – за. Первый блин на ринге привел респектабельную мамашу в ужас: её Эрни расквасили нос! Все думали, что он больше не покажется на боксерских занятиях. Но он, как ни в чем не бывало, явился, хотя и с перевязанным носом и с синяками под глазами. Потом он говорил: “Бокс научил меня никогда не оставаться лежать, всегда быть готовым вновь атаковать… атаковать быстро и жестко, подобно быку”.

Ну, а главной страстью Хемингуэя, как догадывается читатель, стало сочинительство. Однажды он сказал, что всегда хотел стать писателем, и его биография абсолютно подтверждает эти слова. В школе, где он учился, выпускался журнал “Скрижаль”. Однажды он отнес туда рассказ и с тех пор стал его “звездой”. Один из его соучеников писал потом с восхищением: “Эрнест не был нашим вожаком, но мы любили его. Он отличался от нас, он был сложной натурой… Мы восхищались его рассказами и речами… Мы слушали, раскрыв глаза, и удивлялись, как он, такой молодой, может писать о приключениях, о сексе, о преступлениях, о тех вещах, которые мы только стремились познать”.

Он познавал жизнь яростно, захлебывался ею. Он наслаждался всем, чем она его одаривала. И любовью в том числе. Уже потом, от имени постаревшего Ника Адамса он писал о своей первой женщине – из индейского племени оджибуэев: “Как рассказать про смуглые ноги, про гладкий живот, твердые маленькие груди, крепко обнимавшие руки, быстрый ищущий язык, затуманенные глаза, свежий вкус рта, потом болезненное, сладостное, чудесное, теснящее, острое, полное, последнее, некончающееся, нескончаемое, бесконечное – и вдруг кончилось, сорвалась большая птица, похожая на филина в сумерки, только в лесу был дневной свет и пихтовые иглы кололи живот”. Не знаю, как тебе, уважаемый читатель, но мне ни до, ни после в литературе не встречалось столь чувственное, эротичное и, при этом, целомудренное повествование о том, что испытывает каждый человек в своей жизни…

Но мы отвлеклись от биографии юбиляра. Всегда отличавшийся самостоятельностью, Хемингуэй не пошел ни в престижный колледж – мечту мамы, ни в медицинскую академию, как того хотел отец, а стал полицейским репортером одной из лучших американских газет – канзасской “Стар”. Там он познал несколько незыблемых правил, которым следовал всю жизнь: “Пиши короткими предложениями. Первый абзац должен быть кратким. Язык должен быть сильным. Утверждай, а не отрицай. Избегай обветшалый жаргонных словечек. Избегай прилагательных, особенно таких пышных, как потрясающий, великолепный, грандиозный, величественный и т.п.” Всего в правилах этой газеты было сто пунктов…

Уже потом была слава, “Старик и море”, “Фиеста”, “Прощай, оружие”, “Праздник, который всегда с тобой”. И роковой выстрел. Но, как писал поэт: “Он разрядил винчестер в боль, а не в совесть свою…”

Мир праху его!

Павел Подкладов

Использованы некоторые материалы книги Б. Грибанова “Хемингуэй”.