МЫ и КУЛЬТУРА: «Брать или не брать?» – вот в чем вопроc…

Однако, с течением времени Константин Аркадьевич пришел к выводу, что горшки обжигают не боги, и решил-таки освоить смежную профессию.

Рискуя обидеть прекрасного, любимого народом артиста, автор этих строк вынужден признаться, что он никогда не был яростным поклонником его режиссерской лиры. Оговорюсь, однако, что его спектакли были вполне профессиональны, но им не хватало какой-то изюминки, полета режиссерской фантазии. Но минувший уик-энд, к вящей радости автора, изменил эту точку зрения.

Еще в конце прошлого сезона стало известно, что на сцене «Сатирикона» впервые за все годы его жизни будет поставлена пьеса Александра Николаевича Островского. Да какая! Остросоциальная, обличительная, злая, трагическая…

«Доходное место» не часто появлялось на нашей сцене. Старожилы вспомнят, пожалуй, уникальный спектакль Марка Захарова в конце шестидесятых годов в Театре Сатиры, в котором блистал звездный актерский ансамбль: Миронов, Папанов, Менглет, Пельтцер…С тех пор наши режиссеры обращались к этой пьесе не очень охотно. Может быть, потому что она уж очень больно била по нервам, вскрывая язвы и пороки нашей действительности. А эта действительность испокон века была озарена словом «взятка». И нет, наверное, в нашем обществе человека, который в той или иной форме не сталкивался бы с этой «гидрой».

Впрочем, довольно банальностей! Возвратимся в «Сатирикон». Войдя в зал и увидев декорацию, вернее – ее отсутствие, автор этой заметки понял, что быта (который, как известно, заедает не только людей, но и сцены) в этом спектакле не будет. Площадка была практически пуста, если не считать нескольких стульев на колесиках, пары кресел и дивана, которые весело и бойко катали слуги богатого чиновника Вышневецкого. У того, как назло, проблем – пруд пруди: никак не ладятся взаимоотношения с женой, а тут еще строптивый племянник по фамилии Жадов не желает жить, как все, и раздражает своими наглыми вольнодумными речами. И даже демонстративно отказывается от дядиной материальной помощи. Дескать, буду жить честным трудом, взяток брать не буду, и ваше вспомоществование мне без надобности. Словом, «белая», да еще к тому же глупая ворона. Но хитрый дядя и его ближайший помощник Юсов знают, что жизнь когда-нибудь ударит строптивца по башке, никуда он не денется, приползет к дяде на брюхе, но будет поздно!

Весело кружатся по сцене слуги, в трактире «оттягиваются» жиреющие упыри-чиновники, щебечут о женихах и нарядах барышни-невесты, парит в облаках влюбленный Жадов. Но постепенно кольцо сжимается: нищета отравляет жизнь молодой четы. И бывший колючий резонер приходит к ужасной мысли о том, что надо жить, как все. Он идет на поклон к дяде, становится на колени, целует ему руку и клянчит какого-нибудь местечка «подоходнее». Но и у дяди неладно: жена любит другого, недоброжелатели подсидели, позавидовали богатству, подвели «под монастырь». Жизнь пошла кувырком, и удар, который хватает Вышневецкого в финале, кажется закономерным. «Ах!» - вскрикивает его жена, и пьеса на этом кончается…

Константин Райкин задумал и сыграл спектакль-симфонию, партитура которой создана в соответствии со всеми законами жанра: беззаботная игривая атмосфера, грубоватый юмор и лирические ноты, звучащие в начале спектакля, в финале уступают место мощным трагическим аккордам, сжимающим сердца зрителя тисками безысходности.

Слаженно и уверенно играет эту симфонию оркестр, руководимый уверенной дирижерской рукой. Энергично, и зычно звучит поначалу «контрабас» Юрия Лахина, играющего Вышневецкого. Он – хозяин жизни, вершитель судеб, один только звук его низкого и резкого голоса может привести в трепет окружающих. Тем страшнее и неожиданнее финал его успешной карьеры и благополучной жизни.

На веселых высоких тонах начинает свою партию альт Дениса Суханова (Жадов). Но и этот беззаботный идеалист-оптимист превращается, в конце концов, в согбенного молодого старца, униженного и раздавленного жизнью. И альт уже не поет, а рыдает, и звук его голоса не чист, как раньше, но трагичен и надломлен.

Пронзительно звучит в оркестре «скрипочка» юной Глафиры Тархановой (Полинька), которой, несмотря на неопытность (она всего-навсего студентка второго курса школы-студии МХАТ), удалось не просто найти очень точные краски для своей героини, но и сыграть п р о ц е с с. На наших глазах наивная и пустоватая влюбленная девчонка превращается в зрелую несчастную женщину, успевшую на заре жизни хлебнуть лиха.

Отдельно хочется сказать о «первой скрипке» этого оркестра – Григории Сиятвинде, сыгравшем Юсова. Еще Лев Толстой назвал Аким Акимыча Юсова «безукоризненным лицом», имея в виду его абсолютную узнаваемость и типичность. Юсов – грандиозный трагикомический и сатирический персонаж, в которого драматург вложил всю свою ненависть к представителям этой вечно живой «популяции». Этот почти семидесятилетний чиновник стал символом своего подневольного, но стойкого клана. Именно таким его играет Григорий Сиятвинда.

Тот, кто раньше видел на сцене этого великолепно сложенного гибкого красавца-мулата, вряд ли сразу поверит своим глазам на «Доходном месте». И дело даже не столько в абсолютном внешнем перевоплощении, хотя особых ухищрений в этом смысле ни режиссер, ни актер не предпринимают. Сиятвинда играет архетип. Его Юсов умен, хитер и даже в чем-то трогателен. В нем нет тарелкинского лизоблюдства и изворотливости. Он – верный «Личарда» при своем господине и, надо отдать ему должное, не бросает его до последней минуты. Наверное, стяжание для него – вовсе не способ неуемного насыщения собственной плоти, а образ жизни. Иного существования он просто не представляет. И эта философия уже въелась в его плоть и кровь. Апофеозом мощного и жалкого образа, сыгранного Григорием Сиятвиндой, стал дикий, полуязыческий, уродливый танец в трактире, который вызывает одновременно и гомерический хохот, и животный страх.

Конечно, в оркестре собранном Константином Райкиным не все инструменты равнозначны, некоторые звучат достаточно тускло, но ровно, не нарушая общей гармонии. Есть и такие, которые вызывают чувство неловкости и недоумения. Не знаю, с каким инструментом можно сравнить «партию» г-жи Якуниной (Кукушкина). Но ясно одно, что он оказался в этом оркестре по недоразумению и место ему – скорее где-нибудь на попсовой эстраде.

Не стану строить никаких аналоговых моделей и говорить банальные вещи об актуальности пьесы А.Н. Островского в наши дни. «Нет надобности в духах из могилы для истин, вроде этой», - как говаривал один из сценических героев Константина Райкина. И все же хочется понять, для кого городили огород. Конечно, есть надежда, что некий хапуга-взяточник, увидев спектакль «Сатирикона», устыдится и отдаст «взятое» за долгие годы тяжких трудов на нужды просвещения или искусства. Дал бы Бог! Но автор этих строк, получив контрамарку в первый ряд, с интересом наблюдал за некоторыми своими соседями. Судя по реакции этих «серьезных» людей в костюмах от «Версаче» и с дорогими «мобилами» в руках, обличительный пафос зрелища их очень позабавил. И потом в своих крутых «мерсах» они, наверное, долго потешались над наивными чудаками Островским и Райкиным.

Павел Подкладов