Политические итоги недели: волнения на западе и востоке

Проголосовав против общей конституции, французы и голландцы если и не отменили европейскую интеграцию, то, по крайней мере, внесли в процесс протестные черты и чувство неуверенности.

То, что крайними остались правительства стран проведения референдумов, не отменяет наднациональной интриги происходящего.

Крупные европейские нации недвусмысленно заявили западному и мировому сообществу о том, что видят объединенную Европу не так, как представляется их руководству. В первую очередь европейцы обеспокоены тем, что мотивация процесса объединения формируется не столько народом, сколько евробюрократией и заокеанскими идеологами. Которые, в свою очередь, стремятся организовать значительный фрагмент нового мирового порядка за счет и на средства Европы.

Вместе с тем, интеграционисты не теряют оптимизма: во-первых, случившееся вытекает из особой позиции Франции в западном сообществе; во-вторых, расценивается экспертами как промежуточный этап; в-третьих, не отменяет ни содержания конституции, ни процесса еврообъединения. Пессимисты, со своей стороны, отмечают, что доселе поступательный и однозначный процесс евроинтеграции "расцвел" проблемами, основы которых располагаются в разногласиях внутри западного мира по поводу общих контуров нового мирового порядка.

Стало ясно, что Старый и Новый Свет, Европа и Америка, при всем атлантическом единстве видят его несколько по-разному. И касается это не только моделей будущего, но и средств его достижения.

Политкорректность Европы сталкивается с экспансией США, традиции – с геостратегией, ценности – с трезвой оценкой того, кому придется, в конечном счете, платить за счастье объединенных народов.

Паникующее европейское руководство пока остановилось на самых несложных исходах из ситуации. Конституцию, скорее всего, изменять (и, тем более, отменять) не будут. Процесс интеграции продолжится. Эксперты предполагают, что, возможно, потребуется переголосование в странах, где конституция провалилась. Только в иных условиях, когда отступит ряд сиюмоментных европейских интриг и Европа смирится с трудностями "привыкания" к новым реалиям (например, к приглашению в ЕС Турции, которое пока не вызывает массового европейского восторга, а также к последствиям "свежих" восточно-европейских революций).

Россию европейский кризис застал в не менее пикантной ситуации.

С большим опозданием и предельной осторожностью в Кремле занялись формированием давно ожидаемого "восточного противовеса" (или баланса, как кому угодно), доселе подавлявшему все прочие направления западному (вернее прозападному) вектору развития.

Неформальная встреча министров иностранных дел России, Индии и Китая во Владивостоке еще не позволяет говорить о сложившемся триумвирате (тем более, "блоке", "оси" и т.п.) Москвы, Дели и Пекина, но в формуле "тройственные отношения" с точки зрения политического наполнения видится все больше стратегической координации.

На глаз заметно, как на Востоке вырастает некая геополитическая альтернатива "доктрине Буша".

Не секрет, что после ухода Ширака и Шредера (в обозримом будущем) России будет очень не просто говорить с Большой Европой. Равно как и антитеррористическая солидарность со Штатами – не панацея от жесткого американского давления.

Поэтому на Востоке Москва, по всей видимости, созрела для участия в иных сценариях, где основная ответственность будет уделом не Запада, а сильнейших региональных игроков – Пекина и Дели, настойчиво приглашающих Москву поучаствовать в Большой Игре на их стороне. Или, по крайне мере, не во вред Востоку.

Постсоветское пространство, не исключая Россию, демонстрирует все последнее время отнюдь не западные стандарты в решении многих проблем политической и общественной жизни.

Признанный политически мотивированным приговор Ходорковскому, шокирующий Запад – российское "ноу-хау" в позиционировании бизнеса, которому раз и навсегда провели красную черту между "можно" и "нельзя".

При этом, конечно, следует оговориться, что Западу практически невозможно представить себе последствия той двусмысленности, в которую были погружены власть и бизнес России в 90-е годы, и которую власть нынешняя вынуждена выжигать каленым железом из простого чувства самосохранения.

В силу этого драматические перипетии так не схожих друг с другом эволюций находят разные интерпретации на Западе и Востоке.

Новые волнения в Киргизии подтвердили озабоченность России, которую безоговорочно разделяют Индия и Китай, распространением "революционных ситуаций" во взрывоопасном центрально-азиатском регионе.

Жестоко критикуемый Западом узбекский президент Каримов, в очередной раз отказавшийся от навязываемого ему НАТО международного расследования событий в Андижане, был с особым почетом принят в Пекине, который, как и Москва, пообещал ему поддержку.

Понятно, что стороны оперировали сходными интерпретациями последних узбекских событий как рецидивов терроризма, сепаратизма и фундаментализма, то есть говорили на одном языке. Факт признания И. Каримова "старым другом китайского народа" говорит сам за себя: на становящимся все более "китайским" Востоке с распростертыми объятиями примут всех, кем недовольны американцы.

Зажатая между Западом и Востоком Россия и, говоря шире, постсоветское пространство уже сейчас имеют возможность почувствовать это гигантское давление, требующее немедленных и взвешенных реакций. Давление, которое со временем будет только усиливаться.

Не потому ли так зачастили друг к другу ключевые евразийцы В. Путин и Н. Назарбаев, в очередной раз встретившиеся на 50-летии Байконура, что в этом усиливающемся противоборстве Запада и Востока в одиночку не уцелеть?

К.ф.н. С.Бубнов