Путин загадал загадку из 3-х пунктов

Президент Института национальной стратегии Станислав Белковский: Если начинать с последнего, то сегодня правоохранительная система России чрезвычайно слаба. Эта слабость является прямым результатом той внутренней политики, которая проводилась в России на протяжении последних 13 лет – политики, в рамках которой спецслужбы рассматривались как опасный рудимент тоталитарного прошлого. Тем самым подчёркивалось, что чем слабее будут спецслужбы, тем лучше. В этой ситуации практически вся элита спецслужб – люди, которые работали за честь мундира – ушли из системы, и в настоящее время там преобладают люди, которые во главу угла ставят свои мелкие меркантильные интересы. Вопрос новых подходов к деятельности правоохранительных органов это, прежде всего, изменение отношения государства и общества к правоохранительным структурам. Во всех сильных государствах мира, не исключая США и ведущие державы Евросоюза, эти структуры пользуются исключительным доверием и уважением общества, а не являются объектом для шельмования. На практике тезис президента может означать изменение кадровой политики в правоохранительных органах, возвращение в спецслужбы элиты советских спецслужб и вместе с тем рекрутирование принципиально нового поколения спецслужбистов. Но это не вопрос внутренней реформы спецслужб, это вопрос кардинального изменения внутренней политики государства по отношению к спецслужбам, а для этого президенту надо менять тех людей, которые эту политику формируют – это модернизация властных элит.

Что касается ситуации на Северном Кавказе, то президенты Чечни и Ингушетии, соответственно Алу Алханов и Мурат Зязиков, которые являются не чем иным как политико-технологическими фантомами, показали свою несостоятельность. За всё время, пока продолжалась бесланская трагедия, их было не видно, не слышно. Они продемонстрировали, что не управляют ситуацией на вверенных им территориях. Поэтому вопрос стоит о том, чтобы применить новые политические доктрины к чеченскому урегулированию и сделать ставку на эффективные политические модели. Применительно к Чечне это полицентричная модель власти, когда существует коалиционное правительство, учитывающее интересы самых разных кланов. А применительно к ситуации на Северном Кавказе в целом это ставка на ярких, талантливых лидеров, которые располагают самостоятельным, не зависящим от Кремля политическим ресурсом и поэтому в состоянии решать проблемы в интересах обеспечения целостности федерации. Нынешняя линия по замене сильных лидеров на слабых себя не оправдала. Я не уверен, что это означает возвращение Руслана Аушева в политику, хотя в ходе бесланских событий он показал себя человеком, который обладает реальным влиянием. Поскольку Аушев весьма тесно связан с чеченскими сепаратистами, то – при всём к нему уважении – сложно сказать, какую именно роль он сыграл в бесланской трагедии.

Что касается укрепления единства страны, эта фраза достаточно туманна. Здесь только Владимир Путин может уверенно говорить, о чём идёт речь. Но, на мой взгляд, укрепление единства страны возможно только при двух условиях – радикальной модернизации политической элиты, то есть устранения из властного организма ряда ключевых фигур элиты 90-х, и, во-вторых, опоры на русскую православную церковь и совокупность региональных элит. Возможно, нам следует ожидать появления каких-то новых фигур в президентском окружении, хотя до сегодняшнего дня Владимир Путин не демонстрировал готовности к радикальным модернизационным мерам в области элиты и административной верхушки. Но если верить тому, что он сказал вчера – а я чрезвычайно высоко оцениваю это заявление – президент намерен пойти на радикальную модернизацию элит.

Генеральный директор Центра политической конъюнктуры России Константин Симонов: То, что произошло в Беслане, стало полной неожиданностью для нашей исполнительной власти, в том числе и для президента, поэтому многое из того, что говорилось в субботу, звучало несколько загадочно и не совсем понятно.

Я не думаю, что президент собирается предпринять что-то принципиально новое, оригинальное и неожиданное в контексте объединения страны, в контексте новой системы управления силовыми структурами и в контексте изменения ситуации на Северном Кавказе.

Скажем, если под укреплением единства страны подразумевалось ускорение процесса укрупнения регионов, то этот проект появился ещё несколько лет назад, и особых подвижек здесь никаких нет, а другие формы объединения помимо каких-то виртуальных и чисто абстрактных вещей представить сейчас очень сложно.

То же касается и проблемы управления силовыми структурами. Мы знаем, что уже несколько месяцев идёт административная реформа в стране, в том числе и реформа силовых структур. Никакого позитивного сдвига, к сожалению, не отмечается. Силовые структуры, как были малоуправляемые, так и остались.

Что касается политики на Северном Кавказе, то всё это ограничится проведением какой-нибудь силовой операции в чеченских горах, которая будет подана как комплекс мер по обеспечению безопасности в регионе. Новшеством это назвать, к сожалению, нельзя. Наоборот – это самый худший выход из ситуации. Путин хочет изменить обстановку на Северном Кавказе и не склонен спускать это дело на тормозах, но в то же время придумать ничего принципиально нового не может. Поэтому, я думаю, будут введены дополнительные федеральные силы в Чечню, которые попытаются провести несколько успешных осенних рейдов по горам в поисках наиболее известных лидеров сепаратистских структур.

Беседовала Светлана Лыжина