Вояка, сердцеед, князь Священной Римской империи

Родился он в селе Чижеве, близ Смоленска, рано потерял отца (мелкопоместного дворянина), воспитала его мать, впоследствии статс-дама. В Москве Потемкин посещал учебное заведение Литкеля в Немецкой слободе. С детства Гриша проявил любознательность и честолюбие и во время его учебы в Московском университете в июле 1757 г. в числе лучших 12 студентов он был даже представлен императрице Елизавете Петровне. Что-то, однако, помешало его усердия (скорее всего, прекрасные дамы, до которых он, как настоящий мужик, был весьма охоч. Злые языки даже говорили о его любовных связях с собственными племянницами…) Как пишут биографы, он “затем заленился и был исключен из университета "за нехождение".

Потом пошел в армию, и 28 июня 1762 года не упустил своего шанса, приняв активное участие в государственном перевороте, который , как известно нашему читателю, возвел на трон императрицу Екатерину П. Чем уж он так отличился, неизвестно. Известно лишь, что звания камер-юнкеров так просто не дают, да и 400 душ крестьян – подарок не слабый! Предполагать, что он “взял” Екатерину своей молодостью и статью, конечно, можно, но у той в те времена был магнит попритягательнее, а именно другой Григорий – Орлов. И если бы бравые братья только заподозрили в Потемкине соперника, они тотчас же растерли бы его в порошок. Так что, видимо, “военно-политические заслуги” все же имели место.

Следующий период его биографии знатоки описывают лишь в общих чертах. Относящиеся к этому времени анекдоты об отношениях Потемкина к императрице и братьям Орловым, о желании его постричься и т. п. – весьма недостоверны. Известно лишь, что он довольно успешно продвигался по служебной лестнице: в 1763 году сделался помощником обер-прокурора Синода, не покидая военной службы, а в 1768 г. “был пожалован в камергеры и отчислен от конной гвардии, как состоящий при дворе”. Однако несмотря на должности и звания в 1769 г. он отправился на Турецкую войну "волонтиром". Воевал Григорий Александрович однополчанам на зависть, а врагам – назло. Вот только небольшая реляция: “отличился под Хотином, успешно участвовал в битвах при Фокшанах, Ларге и Гагуле, разбил турок у Ольты, сжег Цыбры, взяв в плен много турецких судов и т. д.” В 32 года он был уже генерал-поручиком; императрица в это время уже переписывалась с ним и в собственноручном письме настаивала на том, чтобы он напрасно не рисковал жизнью. Тут явно к государственному интересу уже прибавился какой-то иной. (Не сердечный ли? Впрочем, мы договорились не сплетничать…)

Не прошло и месяца после этого памятного письма, а Григорий Александрович уже прибыл в Санкт-Петербург, где вскоре сделан генерал-адъютантом, подполковником Преображенского полка, членом государственного совета и, по отзывам иностранных послов, стал "самым влиятельным лицом в России". Ох, и крутеньким было это “влиятельно лицо”! Но иначе было нельзя: появился разбойник Пугачев, разболталась Запорожская сечь. Григорий Александрович пресек эти бунты, что называется, на корню. (Только за это мы должны быть ему благодарны по гроб жизни! Представьте, что было бы с Россией, если бы все “воровское” отребье встало бы под знамена бунтовщика № 1?!)

Несколько позже Потемкин был назначен "главным командиром", генерал-губернатором Новороссийского края, возведен в графское достоинство и получил ряд отличий из-за границы, где влияние его очень скоро стало на редкость сильным. Датский министр, например, просил его содействовать сохранению дружбы России с Данией. А Иосиф II, по желанию императрицы, возвел Потемкина в княжеское достоинство Священной Римской империи.

Матушка Екатерина, как известно, была зело любвеобильна, и вскоре, видимо, несмотря на “мужеску стать” Григорий Александрович ей поднадоел. Как пишут историки, “в декабре 1775 г. императрице был представлен Завадовский, после чего отношения ее к Потемкину немного охладились, но продолжали быть дружественными”.

Потемкин перестал быть мил-дружком, но сила, которая находилась в его руках, не ослабевала ни на йоту. “Переписка его с императрицей не прекращается, наиболее важные государственные бумаги проходят через его руки, путешествия его обставлены "необычайными почестями", императрица часто делает ему ценные подарки. Как видно из докладов Потемкина, его особенно занимал вопрос о южных границах России и, в связи с этим, судьба Турции. В особой записке, поданной императрице, он начертал целый план, как овладеть Крымом; программа эта, начиная с 1776 года, была выполнена в действительности”. (Эх, знал бы Григорий Александрович, что через какие-то 180 лет к власти в его родной державе придет некий любитель кукурузы, и старания светлейшего князя по завоеванию Крыма будут сведены на “нет”…)

Взялся Потемкин и за реформы в армии. Говорят, что они были достаточно рациональными. Став фельдмаршалом, в 1784 году он уничтожил пудру, косички и пукли, ввел легкие сапоги, то есть зело облегчил жизнь русским воякам. Чрезвычайно важным делом Потемкина было сооружение флота на Черном море. Война с турками была не за горами – это Потемкин чуял всеми фибрами души. Поэтому флот строился очень спешно, частью из негодного материала, но в последовавшую войну оченно даже пригодился. Не всем была понятна и приятна колонизаторская деятельность Потемкина, но, как свидетельствуют исторические документы, “беспристрастные свидетели не могли не удивляться достигнутому: Херсон, заложенный в 1778 г., является в это время уже значительным городом; Екатеринослав называется "лепоустроенным"; на месте прежней пустыни, служившей путем для набегов крымцев, через каждые 20 - 30 верст находились деревни”.

Не все мечты удалось воплотить в жизнь Григорию Александровичу. Думал он о создании университета, консерватории и десятках фабрик в Екатеринославе – не получилось. Не удалось ему сразу создать нечто значительное из Николаева. Здесь автор этих строк, скрепя сердце, вынужден процитировать историков, изрядно критикующих Потемкина: “Из огромного числа деловых бумаг и писем канцелярии Потемкина видно, как многостороння и неусыпна была его деятельность по управлении Южной Россией. Но, вместе с тем, во всем чувствуется лихорадочная поспешность, самообольщение, хвастовство и стремление к чрезмерно трудным целям. Приглашение колонистов, закладка городов, разведение лесов и виноградников, поощрение шелководства, учреждение школ, фабрик, типографий, корабельных верфей - все это предпринималось чрезвычайно размашисто, в больших размерах, причем Потемкин не щадил ни денег, ни труда, ни людей. Многое было начато и брошено; другое с самого начала оставалось на бумаге; осуществилась лишь самая ничтожная часть смелых проектов”.

В 1787 г. предпринято было знаменитое путешествие императрицы Екатерины на юг, которое обратилось в торжество Потемкина, с замечательным искусством сумевшего скрыть все слабые стороны действительности и выставить на вид блестящие свои успехи. (Тогда-то и пошли эти разговоры о его “деревнях”). Но какие же тут деревни, если, по свидетельству очевидцев, “Херсон, со своей крепостью, удивил даже иностранцев, а вид Севастопольского рейда с эскадрой в 15 больших и 20 мелких судов был самым эффектным зрелищем всего путешествия. При прощании с императрицей в Харькове Потемкин и получил название "Таврического".

Потом были те самые “времена Очакова”, после взятия коего Потемкин “вернулся в Санкт-Петербург, всячески чествуемый по пути; в Санкт-Петербурге он получил щедрые награды и часто имел с императрицей беседы о внешней политике”. Потом у матушки Екатерины появился очередной фаворит – один из самых одиозных – Зубов. “Сковырнуть” его Григорию Александровичу, к великому сожалению, не удалось. Императрица уделяла Потемкину все ту же долю участия в государственных делах, но личные отношения ее к нему с изменились к худшему: по ее желанию, Потемкин должен был уехать из столицы, где он за 4 месяца истратил на пиршества и прочие развлечения 850 тысяч рублей, выплаченных потом из кабинета. Конец жизни Потемкина печален: по возвращении в Яссы он деятельно вел мирные переговоры, но болезнь помешала ему окончить их. 5 октября 1791 года, в степи, в 40 верстах от Ясс, Потемкин, собиравшийся ехать в Николаев, в самом расцвете лет умер от перемежающейся лихорадки. Похоронен он в Херсоне. Говорят, что императрица была сильно поражена смертью Потемкина.

Павел Подкладов.