Абхазия как временная петля: гламур, который замер в девяностых

Есть курорты, которые развиваются, отстраиваются, двигаются в сторону "больше и новее". А есть Абхазия. Она как будто делает всё наоборот. В ней сохраняется нечто, что давно исчезло на других берегах Чёрного моря. Это не просто отсталость от времени — скорее выбор не гнаться за ним. В этом выборе — и её шарм, и её уязвимость.

Приезжая летом в Пицунду или Гагра, турист сталкивается с пространством, которое не пытается притворяться новым. Пансионаты здесь всё ещё бетонные, с колоннами и балконами на все стороны света. Они напоминают архитектуру конца советского проекта, но впитали в себя эстетику 90-х — с пластиком, странными вывесками, оттенками бежевого и рыжего. Здесь всё пропитано солнцем и отсылками к прошлому, которое было одновременно живым и тяжёлым.

На пляже играет музыка из начала нулевых. Можно услышать "Гости из будущего" и раннего Диму Билана, перемешанных с кавказским шансоном и европейским евродэнсом. Вечером на набережных собираются танцующие группы — кто в блестящих туниках, кто в платьях с пайетками, кто в чём приехал. Всё это больше похоже на вечеринку, которая никогда не заканчивалась, чем на типичную пляжную анимацию. И если смотреть без снобизма, то становится понятно: это форма выживания и радости, доступной без инстаграм-фильтров.

Отдельный пласт — это винтажные рынки. Здесь можно купить не просто сувенир, а фрагмент времени: сервиз с "лодочкой", очки из СССР, платки с узорами, которые носила бабушка. Никакого глянца, но и никакой фальши. Рынок в Сухуме, например, — это не о моде, а о правде вещей: о том, как люди сохраняли своё и торговали в эпохи, когда другого выбора не было.

Однако вместе с теплом воспоминаний турист нередко сталкивается с реальностью, которую нельзя назвать однозначной. Абхазия — это территория, где прошлое не стало былью, и политика по-прежнему ощущается в воздухе. Отношение к русским туристам здесь бывает разным. С одной стороны — привычка, благодарность за поддержку, экономическая зависимость. С другой — раздражение, усталость, граница, которая никогда не стала формальной. Иногда это ощущается в интонации, иногда в взгляде, иногда в полной тишине.

Это не агрессия, не враждебность — скорее, тонкий культурный дискомфорт, в котором и русские, и местные — заложники общей истории. И всё же на этом фоне продолжается жизнь. Кто-то продаёт мёд, кто-то предлагает покататься на лошади, кто-то просто приглашает на вино. Люди живут, несмотря ни на что. И в этой уязвимости — особая честность, которую трудно не уважать.

Абхазия не станет новым Дубаем, и в этом её сила. Она останется такой, какой её помнят: с запахом хвоей у моря, со вкусом винограда и домашнего вина, с балконами, в которых сушатся полотенца, и с музыкой, которая словно идёт из глубины памяти. Это место для тех, кто готов услышать не только шум прибоя, но и отголоски истории, которая здесь никуда не делась.