Ветер со сцены

В этом спектакле было два действующих лица. Журналист, ведущий вечера, не имел к нему никакого отношения. "Ну-у... я....", – начал Мамонов. Ободряющий смех, аплодисменты. "Ну-у... я..., - продолжил он, - далеко живу. Поэтому я все время там молчу. Но я в большинстве один. Жена у меня тут ворочает делами, мои песни старается подороже продать. А я молчу и жду денег". Смех. Аплодисменты. Если бы Мамонов, отражающийся на марлевом экране, продолжал петь, его общение со зрительным залом выглядело бы иначе. Можно притоптывать и подпевать под его песни, но при этом выглядеть, как 13-летний подросток, который приходит в искренний восторг от слова, написанного в лифте.

Загадка вечера – что сейчас сделает или скажет Мамонов. Он поет что-то про покрасневшие пальцы на ветру, про мерзлые дни, скользкий лед и муху, которая как пряник. По сути, то, что на сцене стоит человек, совершенно не означает, что человек этот сейчас будет лицедействовать. Мамонов был искренним. И это, с одной стороны, здорово. Он рассказывал о том, что чувствовал и чувствует.

История про молодого журналиста и эколога Петю Мамонова, который приехал в деревню защищать деревья от крестьян, которые делали из них заборы, - как иллюстрации проповеди о человеческой глупости. История завершилась словами священника "Безумного не уразумею" в ответ на просьбу Мамонова просветить крестьян. Смех зала. Рассказ о грузине Папи, которые построил храм, а вокруг него – зону для перевоспитания наркоманов, по идее, должен подтвердить мысль Мамонова (или – и даже скорее всего – не Мамонова) о том, что жизнь – тяжелая и страшная штука, и для того, чтобы выжить, нужна сила.

Один из первых вопросов: Как жить просто? Ответ: "Жить просто – это очень сложно. Как слепому объяснить, что такое зеленый цвет?" Дальше – о том, что такое счастье, "нельзя доверять своему уму, потому что он у нас помрачен", лучшее, что может сделать человек, - помыть посуду и вынести ведро не в свою очередь, просто так и т.д. Мамонов абсолютно искренне проповедует со сцены.

Проповедует – в самом что ни на есть первичном смысле этого слова: делится тем, что, по его мнению, представляет собой самое светлое и нужное человеку. Однако рассказ об этой потребности в свете, банальные, в общем, вещи, преподанные так искренне и серьезно, воспринимается гостями вечера как забавность. Возможно, из-за стиля Мамонова и того, каким голосом и с какими интонациями он все это произносит. Если бы те же самые слова произносил Лев Лещенко, зрители сидели бы с абсолютно серьезными лицами. "Не важно, где я: в кино, в театре, дома сижу... Я же не для денег это делаю. Это дар свыше", – говорит Мамонов. И дальше: "Для актера ведь что самое главное? Выйти", – Мамонов буквально просиял улыбкой. Зал живо отреагировал, вновь увидев не пророка, а артиста. Смех, бурные аплодисменты. "Уоу!" – взвизгивает Мамонов, играя песню про буги-вуги на досуге.

Однако, по его собственным словам, для денег делать все же приходилось и приходится. Например, его спектакли. "Нормальные люди репетируют год. Минимум. А мы – придумаем и сразу на сцену. Потому что кушать хочется. Так что первый год – не советую ходить". Шепот девушки, сидящей рядом: "Что же они так ржут-то!" Это о зрителях.

Мамонов начал про наркотики. "Грэхем пишет: молодость – это кошмар. Семь лет в дыму". Презрительно-ироничная рожица Мамонова. Народ со стульев падает от смеха. "А тридцать семь не хочешь?"

В шестидесятых был "ветер" со сцены. "Все хотели тачку, бабок и телок", но при этом оставались искренними. А сейчас, упрекает зал Петр Мамонов, "все ценности заменены". Вот только понял все это легенда русского андеграунда Петр Николаевич Мамонов как-то не сразу. "Жил-то я так, что остался-то я один". Это ответ на вопрос о том, нужна ли ему помощь. "А помощь нужна. Словом, взглядом...". Никто не смеется и даже не аплодирует.

Екатерина Яковлева