Озорной ангел с седой прядью

по призванью...

Как пишут историки литературы и театра “Завадский сразу поразил Цветаеву: своей статью, высоким ростом, каким-то античным разворотом. Да что тут говорить, это был красавец!..

Теперь его называют патриархом русского театра, прославившим последний своими талантливыми спектаклями. Но и у него, как и у каждого человека, все начиналось с малого. А именно – со студии в Мансуровском переулке, где актерская молодежь под руководством великого Вахтангова пыталась создавать свой новый театр. Там-то в 1918 году они с Цветаевой и познакомились, и она “впервые открыла для себя волшебный мир театра. Очень скоро увлекалась она и самой студией, и студийцами, их молодым горением, бурным весельем, каким-то волевым напором, энтузиазмом”. Творческое чутье не подвело великого поэта: из этой компании скоро вырос замечательный театр…

Завадский родился в Москве в дворянской семье. Поначалу все выглядело чинно и благородно, как у любого приличного юноши: гимназия, университет. Но где-то на этом пути его подстерег театральный микроб, и, как это часто бывает, все остальное перестало для него существовать. И он в 1915 году поступил в уже упомянутую вахтанговскую студию. Начал он там, как театральный художник, а вышел сформировавшимся режиссером. Его поколение ошарашила революция. Он писал впоследствии: “Как было нам, таким, понять Октябрь? Нас испугала его площадная ветровая мощь. Мы вдруг обнаружились в своей обывательской ограниченности, комнатности, убогости – блаженные дети”.

Видно, действительно, переворот в этих детях разбудил что-то. (Хоть одно полезное дело сотворил…) Не думаю, однако, что “площадная мощь” так уж повлияла на формирование Завадского-режиссера. Потому что он был, как пишут театроведы, прежде всего “мастер шутки, изящной режиссерской детали, азартный изобретатель театральных эффектов, фантазер и чародей сцены”. Были и у него увлечения героикой революционных будней ( а кто мог в наши веселые 60-е – 70-е пойти против радостей соцреализма?). Но он все же был озорником и оптимистом. Этому научил его Вахтангов (Завадский был первым исполнителем роли Калафа в легендарной “Принцессе Турандот”), и он пронес эту озорную иронию через все свое дальнейшее творчество.

От Вахтангова он ушел в 1924-м, и, как бы сейчас сказали, организовал свое театральное дело. В этом же году поставил свой первый спектакль – гоголевскую “Женитьбу”. Его студия просуществовала всего 8 лет. Но Завадский окреп: и как художник, и как организатор, - и стал осваивать иные “театральные горизонты”. Параллельно с руководством студией он работал во МХАТе и сыграл несколько главный ролей, в том числе, Чацкого и графа Альмавиву. Потом был руководителем Театра Красной Армии, потом уехал организовывать театр в Ростов, а в 1940-м пришел в Театр имени Моссовета. Последний, как известно, существует до сих пор, несмотря на то, что того органа, именем которого он назван, нет и в помине.

В этом театре он поставил свои самые значительные спектакли, в которых играли потрясающие российские актеры (Плятт, Раневская, Орлова, Марецкая, Мордвинов, Марков, Бортников, Тараторкин, - список можно было бы продолжать очень долго). Кто-то может возразить, дескать, такие классные актеры могли бы проявить себя и с другим режиссером. Но многие из этих великих считали и до сих пор считают Завадского своим главным учителем… Автор этих строк никогда не забудет великих Плятта и Раневскую в спектакле “Дальше тишина”, Мордвинова в “Маскараде”, Маркова в “Петербургских сновидениях” etc. etc.

О спектаклях Завадского и его актерах при желании можно прочитать в соответствующих театроведческих источниках. Мы не будем воскрешать их “в благодарной памяти потомков”. Спектакль – субстанция эфемерная, и, если он был хорош, то лучше пусть остается легендой. Но автор этих строк позволит себе высказать крамольную мысль, что, если бы не наше заскорузлое, тоталитарное сознание, творчество Завадского вполне можно было бы поставить рядом с такими гениями, как Вахтангов и Мейерхольд. Ведь по свидетельству знатоков, его первые пробы в области режиссуры были совершенно удивительными. Взять хотя бы “Женитьбу”, которая была трактована в мистическом духе. Свою роль сыграл авторский подзаголовок: “Совершенно невероятное событие”. Руководствуясь этим гоголевским посылом, Завадский придумал множество самых разных, как бы сейчас сказали, - прикольных – трюков. Процитируем свидетелей этого зрелища: “Освещенные контражуром стены комнаты становились прозрачными, и за ними возникал иной, как бы потусторонний мир. У Кочкарева было два двойника: исчезнув в одной кулисе, он тут же появлялся с другой стороны. Прыгая в окно, Подколесин оставлял на подоконнике фуражку. Потом персонажи, разыскивая жениха, бегали с этой фуражкой по сцене. Всхлипы странной музыки сопровождали спектакль…” По свидетельству очевидца, зритель недоумевал, и был напуган. Советская критика, воспитывавшая народ на примерах соцреализма, тут же вынесла свой суровый приговор – “праздное эстетствование”.

Вот таким было начало пути народного артиста СССР, Лауреата ленинской и Государственных премий СССР, кавалера трех орденов Ленина, члена КПСС с 1944 года Юрия Завадского.

Павел Подкладов