МЫ и КУЛЬТУРА: Дневник камикадзе.

Когда-то в юности Вадим позволил возлюбленной покончить жизнь самоубийством: вовремя не сказал слов любви, не заверил в браке беременную подругу. К пятидесяти он, известный сценарист и успешный герой-любовник, доходит до ручки, так как прошлое начинает напоминать о себе постоянно. Но Вадим слишком честен для позднего раскаяния и циничен для всепрощения. Он уверяет родных и себя самого в том, что бога нет и, значит, нет наказания. Впрочем, он не прочь пустить себе и пулю в лоб, хотя, скорее, сделал бы это от усталости и бессмысленности борьбы с тем, что изменить не в его власти.

"Жертвой самого себя" называет героя в интервью Месхиев, но в фильме, на мой взгляд, толкует об ином. Режиссер суживает широту экрана до размеров небольшой рамки-фотографии, на которой замирает жизнь. Овальная рамка напоминает портрет с могильного памятника. "Смерть - это единственная реальность... Смерть справедлива. Жизнь несправедлива". Месхиев в фильме не берется философствовать о тайнах запредельных миров. Он показывает смерть как данность, через человеческое восприятие живописуя ее легкое дыхание, освобождающее от всех бед и жизненных драм. В какой-то момент герои понимают, что такой исход не только неизбежен, но и спасителен.

За час с небольшим в фильме погибают четверо. Остальные с пустотой взгляда продолжают игру в самих себя. Режиссер все так же рисует их портреты, обрывая кадры и их жизни.

Месхиев признается, что идея с портретами пришла ему в голову только на съемочной площадке: "У нас была идея снять что-то в стиле ретушированных фотографий. С этого мы с оператором Сергеем Мачильским начали фантазировать. Нужно было что-то, соответствующее жанру дневника: разные углы, срезы. Все это пришло нам в голову в первый день съемок. Мы хотели чего-то подобного, только не могли сформулировать".

Поначалу режиссерский эксперимент выглядит несколько выспренним. Как выспренни сами герои. В фильме они все кривляются и чудят. Странно видеть эстета Шакурова на экране донжуанствующим богоборцем, участвующем в "свальном грехе". Не сразу узнаешь в вульгарной и манерной даме в черном парике Евгению Добровольскую. Юрий Кузнецов сменил для Месхиева амплуа простодушного маленького человека на грешного и одновременного блаженного героя Достоевского.

К концу фильма все резко меняется, демонстрируя общую закономерность происходящего. И только героиня Виктории Толстогановой вдруг нарушает установившуюся гармонию, нелепо вопрошая в финале практически незнакомого ей человека о любви.

Наталья Варенцова