Ради Бога, трубку дай!

Его поэзию почитали все: от признанных литераторов, до простых книгочеев. Пушкин, Жуковский, Вяземский, Баратынский, Языков и многие другие посвящали отважному партизану свои стихи. Пушкин, лично познакомившийся с гусарским поэтом зимой 1818-1819 года в Петербурге, через всю жизнь пронес восторженное увлечение “Денисом-храбрецом”. И даже всерьез утверждал, что именно Давыдову был обязан тем, что не поддался в молодости влиянию модных поэтов (Жуковского и Батюшкова) и “почувствовал возможность быть оригинальным”…

На одной из английских гравюр с изображением Давыдова, созданной в Лондоне еще в 1814 году, была любопытная надпись (орфография оригинала): “Полковник Давыдов, прозванный черным капитаном, полковник русских ахтырских гусар. Первый офицер, который был отражен как партизан в кампании 1812 года. Он наводил ужас на общего врага по всей линии французской коммуникации под именем черного капитана. Владелец деревни Бородино, где разыгралось известное сражение. Также выдающийся поэт”. Казалось бы, что им, англичанам, наша поэзия?! Ан нет, и для Англии он был выдающийся поэт! Хотя, конечно, одно от другого неотделимо: в своих стихах этот, по выражению А.С. Пушкина, “красноречивый забияка, повеса, пламенный поэт” воспевал, прежде всего, кровавый бой, гусарскую удаль и заздравную чашу. Вот строчки Александра Сергеевича, посвященные Денису Давыдову:

Певец-гусар, ты пел биваки,

Раздолье ухарских пиров

И грозную потеху драки,

И завитки своих усов.

С веселых струн во дни покоя

Походную сдувая пыль,

Ты славил, лиру перестроя,

Любовь и мирную бутыль.

Как пишут исследователи, литературная известность поэта-гусара, бездумного храбреца и безудержного гуляки, как-то слилась с партизанской славой Давыдова и превратилась в своеобразную легенду. Тот самый “сослуживец”, который, как помнит читатель по первой части, написал презабавную биографию Давыдова, характеризует литературные занятия героя повествования в эмоционально-приподнятом тоне:

“Большая часть стихов его пахнет биваком. Они были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимого для писания рапортов... Стихи эти были завербованы в некоторые московские типографии тем же средством, как некогда вербовали разного рода бродяг в гусарские полки: за шумными трапезами, за веселыми пирами, среди буйного разгула”. Вот один из блистательных примеров такого буйного и разгульного бродяги-стихотворения.

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем — рубиться молодцами,

Вечерком — горилку пить!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами.

Кто-то подумает, что у этого представителя старинного дворянского рода не было других забот, как рубиться, да горилку трескать “вкруг огней, под шалашами”. Однако на этот счет можно процитировать еще одного замечательного сына века, Петра Вяземского: “Не лишним будет заметить, что певец вина и веселых попоек в этом отношении несколько поэтизировал. Радушный и приятный собутыльник, он на самом деле был довольно скромен и трезв. Он не оправдывал собою нашей пословицы: пьян да умен, два угодья в нем. Умен он был, а пьяным не бывал”. Современные биографы считают, что столь же преувеличены были слухи о любовных победах Давыдова, “хотя, как герой войны, человек обаятельный и остроумный, он в самом деле пользовался успехом у женщин (в него была влюблена, например, не слишком скрывая это, Ольга Сергеевна Пушкина)”.

Он мечтал и смерть встретить не под балдахином, не на постеле господином, а в бою.

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь,

И не думая о ней!

Но в бою не получилось…Вернувшись в армию в 1826 году и прослужив в чине генерала до 1831 года, Давыдов окончательно вышел в отставку. С семьей он жил в своих симбирских и оренбургских имениях, занимался хозяйством, родил 10 детей, влюблялся в молоденьких соседок, посвящал им лирические стихи. Продолжал писать и обличительные вирши. Но, учитывая их “диссидентскую” сущность, эти сочинения сильно страдали от вмешательства цензуры или вовсе не попадали в печать. 22 апреля 1839 года Денис Давыдов тихо умер от удара на пятьдесят пятом году жизни в своей деревне Верхняя Маза. Будете на Новодевичьем, подойдите к его могиле, поклонитесь. И вспомните:

Ради бога трубку дай!

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай

С закрученными усами!

Чтобы хором здесь гремел

Эскадрон гусар летучих,

Чтоб до неба возлетел

Я на их руках могучих…

И еще не забудьте завет Дениса Васильевича:

Жизнь летит: не осрамися,

Не проспи ее полет.

Сам он не проспал, он прожил жизнь блистательно, как подобает великому русскому герою и поэту.

Павел Подкладов