Юность 90-летней “Щуки”
Марина Витальевна, вспоминается ли вам до сих пор “Щука”?
Конечно! Очень часто. И особенно – момент выпуска спектакля. Это был один из самых счастливейших моментов в моей жизни. Вспоминаю, как Петрович (театральный псевдоним Ю.П. Любимова – прим. интервьюера) нам объяснял все о пьесе, в которой мы вначале ничего не поняли. (Смех). Помню, как мы сами во главе с Петровичем красили столы…На последних аплодисментах было ощущение такого счастья, которое, пожалуй, испытываешь только в детстве.
Юрий Петрович не раз говорил: “Я пришел к выводу, что никаких актерских школ и систем нет”. Вы тоже так считаете?
Клеить ярлыки актерам – неправильно. Есть, прежде всего, талант от Бога, и тогда актер может синтезировать все, что угодно. Да, Юрий Петрович говорит, что никакой системы нет, но он сам часто приводит в пример Станиславского. К тому же, у нас в фойе висят портреты Станиславского, Мейрхольда, Вахтангова, Брехта – тех людей, на которых он основывается, которые стали для него отправными точками.
Но все же, в чем изюминка вахтанговской, щукинской школы?
Наверное, какие-то определяющие вещи в вахтанговской школе все же есть. Когда я смотрела какие-то спектакли, показы, мне казалось, что в ней больше внешнего, чем внутреннего. Но великие вахтанговцы отличаются богатством того и другого. Вспомните Цецилию Мансурову или великого Николая Гриценко. Когда есть этот сплав, тогда появляется необыкновенный результат. Ведь яркая форма без нутра - это пустота.
Любимов рассказывал, что не все актеры сразу приняли его метод и стиль.
Не знаю насчет всех актеров, но мне это было безумно интересно. Вот с руководством училища были проблемы: все-таки спектакль о проститутке, да плюс еще всякие жестокие социальные проблемы.
А вы 40 лет назад понимали, что делаете что- то из ряда вон выходящее, совершаете какую-то революцию на театре?
Нет, конечно. Никогда! Ни о какой революции мы не думали. Нам, правда, говорили все вокруг, что люди, простые рабочие этот спектакль не поймут. Но мы сыграли его среди рабочих, и был полнейший фурор. И все приняли и поняли, потому что не понять здесь невозможно. Ведь спектакль философский, там много сердца, любви…
Простите за неюбилейный вопрос. В свое время говорили, что актеры в руках Любимова – это куклы, марионетки, слепо выполняющие его волю и не проявляющие индивидуальности...
Ну, это же неправда, вы же сами это видите! Как это: не проявляются индивидуальности?! Ну, конечно, есть жесткий рисунок. У нас твердый режиссер, который добивается того, что он хочет. Но он вылепил много актеров с яркими индивидуальностями. Вспомните блестящие игровые спектакли! А говорить о марионетках – легче всего, так говорят злые языки…
Вам эти любимовские рамки никогда не казались “ежовыми рукавицами”?
Мне – нет. Я очень обязана Юрию Петровичу: все, что я умею – это от него.
Таганка 40-летней давности и нынешняя очень разнятся?
Ну, конечно! Это – абсолютно новое поколение. Они другие люди, они инопланетяне, но они очень хорошие. Они, по-моему, более осмысленные в жизни, более твердо стоящие на ногах.
Вы были большими романтиками, чем они?
Мне кажется, что да.
Сегодня, смотря со стороны спектакль, вам не хотелось что-то вмешаться, посоветовать, как-то направить молодежь?
Нет, вмешиваться мне не надо. Есть великий создатель этого зрелища - режиссер, который отвечает за все. Я же могу только смотреть, сравнивать, рассуждать и думать. Думаю, что этот спектакль рассчитан на очень длительное время. Потому что он понятен, он очень трогает. При этом он очень художественен, там – прекрасные образы.
Часто актеры старшего поколения других театров жалуются, что молодежь их не слушает и что “рвется дней связующая нить”…
Нет, у нас такого нет. (Смех). У нас молодежь “послушная”. Они смотрят, впитывают. А куда они денутся?! Конечно, тех “больших” стариков, таких, как, например, Лев Аркадьевич Штейнрайх сейчас в театре уже мало. Сейчас стариками считаемся мы: Смирнов, Соболев, Шаповалов, Полицеймако. Но мы варимся в этом театре все вместе. Я вот уже 41-й год…
Есть что-то такое и в молодежи, и вообще в театре, что вам не очень нравится?
Лично мне бы хотелось, чтобы у актеров, особенно у молодых, были бы не только маленькие, эпизодические роли. Хотелось бы, чтобы они могли проявить свое творческое умение от начала до конца. Словом, чтобы у них были роли.
В свое время театр вообще, и ваш в особенности, был рупором свежих идей, на него смотрели, как на мессию. Сейчас такого нет. Это плохо?
Ну, как сказать?.. Наверное, плохо.
Вы хотя бы иногда смотрите записи того, легендарного “Доброго человека…”?
Я не смотрю. Потому что очень хорошо это помню. Вот и сегодня мы с Алешей Кузнецовым опять вспоминали те дни…
А с теми людьми, с которыми начинали Таганку, часто встречаетесь?
Иногда. Но в основном перезваниваемся. У нас же половина людей ушла в театр Содружества. Например, Зина Славина, которая играла Шен Те. Другие ушли из театра вообще, кто-то умер… Все это печально, но так жизнь сложилась. Со многими вижусь. Надеюсь, что все придут 23-го на праздник в театр Вахтангова.
Павел Подкладов
Подписывайтесь на NewsInfo.Ru
