Кое-что о грации с бесстыдством пополам и наготе без свидетелей

Родился Эдгар Илер Жермен Дега в состоятельной банкирской семье де Га. Кем станет этот банкирский отпрыск, стало ясно уже с его малых лет. Сначала он получил прекрасное образование в лицее Людовика Великого. А в 1855 году поступил в парижскую Школу изящных искусств в класс художника Ламота, который сумел воспитать в своем ученике глубокое уважение к творчеству великого французского живописца Энгра. Через год он неожиданно для всех проявил свой крутой нрав: бросил учебу и отправился в Италию, где два года изучал великих мастеров раннего Возрождения и 16 века. Потом молодой Дега вернулся в Париж и набросился на работу, истово копируя великие произведения в собрании Лувра. Как свидетельствуют анналы, именно там он встретился с Эдуардом Мане, и эта встреча, говоря современным языком, стала для обоих судьбоносной. Они сблизились прежде всего потому, что оба люто ненавидели академическое салонное искусство. Позднее Дега начинает посещать кафе Гербуа – пристанище импрессионистов. Его очень притягивает их отказ от установок Художественной академии, стремление зафиксировать на полотне свои ощущения от каких-то жизненных моментов. Однако нельзя сказать, что Дега во всем принимал то, что проповедовали импрессионисты. Не любил он, например, работу на пленэре, т.е. на открытом воздухе, и предпочитал ей мир театра, оперы, кафешантана. Обожал балет, цирк, скачки, восторгался балеринами, стремительно летящими конями, азартными жокеями, взволнованными зрителями скачек… Но больше всего он любил не столько скачки, сколько лошадей перед стартом. Он старался расположиться ближе к стартовому барьеру и буквально впивался в их горячие, мощные фигуры. Более того, он штудировал с карандашом в руках движение, фиксируя его и за кулисами ипподрома, и изучая по книгам его биологические механизмы как у людей, так и у лошадей. Чтобы добиться непринужденности в передаче мимолетного движения, Дега даже разлагал его на составные части и изучал каждое из мгновений “полета” скаковых лошадей. Будете в Париже или Бирмингеме, обязательно загляните в музеи Орсэ или Барбера и полюбуйтесь на этих красавцев-иноходцев…

Если говорить о художественных приемах Дега, то он был удивительно изобретателен в выборе мотивов и ракурсов своих картин. Уже в молодости он пробовал разные манеры письма: от “жестко реалистической” до вполне условной. Как пишут искусствоведы, особый драматизм образов в его картинах рождалcя от неожиданного смелого движения линий, необычной композиции, напоминающей монументальную фотографию, на которой части человеческой фигуры порой оставались как бы “за кадром”, а центральная часть картины представляла собой свободное пространство. А для того, чтобы создать напряжение и драматизм он мог разделить лицо изображаемого человека светом прожектора на две части: освещенную и затемненную.

Несмотря на близость к миру импрессионистов: Э. Мане, О. Ренуара, К. Писсарро, - Дега все же оставался замкнутым и сосредоточенным на своей внутренней жизни. Они вели бесконечные споры о судьбах искусства, а он сидел за работой. Тем более, что у его брата случилась беда, и художник вынужден был в счет его долгов отдать большую часть своего состояния и даже продать несколько картин. Но жизнь и работа продолжались, и новым его увлечением стали танцклассы, где он упорно наблюдает за тяжелейшим трудом балерин. Кстати, он всегда предпочитал не блестящую феерию премьер, а изнуряющие будни репетиций, когда движения балерин могли быть не совсем изящными и даже грубовато- угловатыми. Но, глядя на эти картины, кажется, что через мгновение произойдет чудо, и эти “грубоватые, плебейские танцовщицы” станут королевами и сильфидами. Дега даже разразился сонетом, посвященным своим любимым балеринам:

Пляшите, красотой не обольщая модной,

Пленяйте мордочкой своей простонародной,

Чаруйте грацией с бесстыдством пополам,

Вы принесли в балет бульваров обаянье,

Отвагу, новизну. Вы доказали нам,

Что создают цариц лишь грим да расстоянье…

Искусствоведы пишут, что искусство Дега перебрасывало мост в будущее – к современной документальной фотографии и даже кино. Но персонажи Дега всегда кажутся снятыми не простой, а скрытой камерой. Как-то раз о своих женщинах “за туалетом” он написал: “До сих пор нагота изображалась в позах, которые предполагают наличие свидетелей. Мои женщины – честные человеческие существа, они не думают ни о чем другом, а заняты своим делом”.

О личной жизни Дега известно мало: он был скрытным и старался, как все холостяки, сберечь свою независимость. Иногда был вспыльчив и гневлив. Никогда не был женат, и не имел детей. Во время франко-германской войны 1870-1871 годов Дега пошел служить в артиллерию, и, судя по всему, именно на войне что-то произошло с его зрением. Но в октябре 1872 года он поехал в США и написал одну из своих лучших работ – “New Orleans Cotton Office”. Потом пробовал себя в скульптуре, на которую перенес свой талант изображать тела в движении. И в конце жизни он вдруг увлекся новым видом искусства – фотографией. Но наступившая в 1908 году слепота заставила его отказаться и от фотографии, и от изобразительного искусства вообще. Последние свои годы он провел в глубоком одиночестве.

Павел Подкладов