Игорь Иванов: Король Лир, боевое каратэ и четыре ствола…

Ну, у нас многие пробовали Лира на репетициях. Но последнюю неделю "лирил" я. И мне кажется, я понимаю, о чем бы я хотел говорить в этой роли. Я думаю, что самое главное в этой истории то, что Лир не смог понять то, что происходит. Его мозг не выдержал, и он просто сошел с ума. Но не факт, что Лиром буду я. Мы ведь все живые люди, возможна разная расстановка сил.

У вас так часто бывает, что все пробуют разные роли на репетициях?

Да. Это своеобразный и очень полезный педагогический ход. Артисты освобождаются от ответственности за какую-то конкретную роль. Это, конечно, ученический момент. Да, впрочем, надо все всю жизнь остаться учеником. Большему научишься. Я в Сибири занимался боевым каратэ. И там во главе квадрата стоял человек, у которого всегда был надет белый пояс. Это позиция: он всю жизнь учился. И говорил, что постичь ничего невозможно.

Час от часу не легче, какие-то загадки: Сибирь, каратэ?..

А это в Томске было, когда нас туда "сослали". Наш бывший секретарь, забыл уже фамилию… - Григорий Романов - был другом томскому секретарю. Они договорились, что на базе нашего курса сделают театр. Мы поехали, но там не оказалось ничего: даже зала. Ну, я и пошел заниматься каратэ. Я в это влез с головой, и у меня даже стояла проблема выбора: либо каратэ, либо театр. Ведь если серьезно к этому относиться, то это ведь тоже - образ жизни. Тот, кто меня курировал, сказал мне: "Зачем тебе это надо, ты перевернешь всю жизнь и потом не сможешь вернуться обратно". И я его послушался, несмотря на то, что он был молодой человек: ему было 19, а мне - 25.

Очень хорошо, что вы его послушались… Поэтому продолжим о театре, а не о каратэ. Что подвигло вас на организацию собственного театрального проекта? Была какая-то творческая неудовлетворенность?

Мы прочли пьесу, и я хотел сделать ее в своём Малом драматическом. Но это предложение не нашло ни у кого отклика. А я уже начал работу, она мне стала дорога, и бросать ее я не хотел. И в результате открылся новый взгляд на этого человека, мы смогли влезть в его полярные области. Стриндберг про это и писал: про то, что в человеке мерзостное сочетается с прекрасным. Мне это было увлекательно.

Вы сами играете капитана?

Да-да. Кстати, к нам на спектакль приходили из шведского консульства, и даже атташе по культуре. Они думали, что знают все про себя и про Стриндберга. А тут вдруг обнаружили такую человеческую историю!.. Однажды после нашего спектакля вернулись друг к другу муж с женой, родители подруги моего сына. Они проплакали весь спектакль, а потом поджидали меня с бутылкой коньяка, чтобы поблагодарить. Вот такой был эффект…

Только ради этого можно было всю жизнь работать в театре! А было ли что-то, от чего вы отказывались, не доведя до конца?

Я старюсь себе этого не позволять. Но в силу некоторого "поумнения" к 50-ти годам (смех), научаешься выбирать, вот "это" надо сделать обязательно. А остальное отметаешь.

Часто актеры жалуются, что ни на что иное, кроме театра, у них не хватает времени. Есть ли у вас в жизни какие-то другие "манки", кроме театра?

Когда дохожу "до ручки", а я очень чувствую приближение такого кризисного момента, то ухожу в лес. У меня дома четыре ствола, иногда охочусь. Но такие вылазки случаются в последнее время очень редко. Лес меня заряжает для дальнейшей работы в театре.

У вас на редкость насыщенный график репетиций. Даже здесь, на гастролях вы репетировали допоздна. Неужели не напрягает?

Может быть, иногда и напрягает. Но я же служу в этом театре, я обязан это делать. Да и ведь понятно, зачем это нужно. Свобода есть осознанная необходимость…В конце сезона, конечно, устаешь. А этот был очень трудным: и в театре было много работы, были проблемы и вне его. Дома, в семье тоже приходилось решать какие-то вопросы: у сына "мужающий" возраст, когда человек отвоевывает свое место и в семье, и в социуме. И это серьезный вопрос, который я должен решать. Вот вы спрашиваете: напрягает или нет? А от чего можно отказаться? Практически ни от чего!

А может ли отказаться народный артист от речевой разминки, на которую вы сейчас собираетесь?

Нет, конечно. Это ведь тренинг. Она помогает "раздышаться", найти общее дыхание. Часто бывает, что в других театрах я его не ощущаю. А у нас оно есть! Даже когда нет общей речевой разминки, ты работаешь сам. Нужно быть в форме.

Вас никогда не беспокоило то, что практически все актеры МДТ не так популярны в привычном смысле этого слова?

Беспокоило! Потому что это неправильно. Можно, конечно, говорить, что мы занимаемся настоящим делом и в определенном смысле мы - экспериментальная лаборатория (хотя, на мой взгляд, это - нормальное состояние театра). Но вопросам "пропаганды" так существующих на театре не уделялось внимания. Поэтому мы не известны. И поэтому мы сейчас на наших экранах имеем то, что имеем. А если бы наша работа была должным образом освещена, то появились бы критерии, точки отсчета для простого зрителя. Хотя, конечно, общая масса все равно потребляла бы то, чего сама хочет, но все же большее количество людей было бы зацеплено другим… Мои друзья, которые помогают мне в делах рекламы, говорят мне: "Давай обманем, вставим в клип голую тетку, скачущую лошадь… А они придут и попадут на человеческую историю! Тогда ты их зацепишь. Ведь так просто они никогда в жизни не пойдут на какого-то там Стриндберга…Те, кто знает, что такое МДТ и Иванов, все равно придут. А других ты завлечешь, и они станут твоими".

Ну и как вы поступаете?

Так и поступаю.

То есть, голая тетка все же в клипе есть?

(Смех) Нет, нет... Но есть другие методы популяризации. Но я этим не занимаюсь, есть другие, специально обученные этому люди. Они, кстати, делают рекламу за гораздо меньшие деньги, потому что сами ревели на спектакле. И теперь понимают, зачем это делают.

То есть - святая ложь?

Да, что-то в этом роде…

Я перед встречей с вами просматривал в Интернете материалы о вас…

И много нашли? (Смех)

Не много, но все же нашел. И довольно часто встречал такие слова о вашей работе: событие, поразил, изумил… А вы сами, выходя на сцену, понимаете, что, действительно, удивляете и поражаете?

Нет, того, что вот сейчас выйду и поражу, у меня в голове нет. (Смех). Но компонентом спектакля всегда является зритель. И залы бывают разные. Одни дышат, другие - нет. И я это слышу. Это ведь диалог, и я его чувствую. Это, конечно, сладостные минуты, когда люди понимают, о чем ты говоришь. Я же не слепой, вижу глаза людей, которые вдруг увлажняются.

А как в этом смысле московская публика? Говорят, она всегда была сложной для МДТ?

Сложной?

В том смысле, что принимает вас хуже, чем питерская.

Она не сложна. Она в основной своей массе, по-моему, приучена больше к поверхностному диалогу. Я это понял не только по нашему театру, но и по другим. За месяц я побывал в некоторых. Вроде, и театр хороший, и актеры неплохие, и пьеса, а над всем этим не возникает, например, темы близости смерти, того, от чего люди начинают "жадно жить"… И получается бытовой последовательный ряд поступков и реплик. Поэтому на "Дяде Ване", например, поначалу были несколько ошарашенные взгляды на нас. Но потом втягивались.

Вы довольны этим гастрольным месяцем?

Не очень. Потому что это был не тот диалог, от которого получаешь удовольствие. Как за границей, когда смотрят то на нас, то на титры. Не было того, что происходит в Питере. Или, например, в Новосибирске. Там возникает огромный диапазон взаимоотношений с залом. И все находят свои вопросы и ответы… Я не ругаю зрителя ,так получилось. Но хорошо, что эти гастроли состоялись, и представление публики о театре скорректировалось.

Дай Бог, чтобы в будущем все происходило так, как вам хочется…

Этого не будет никогда! (Смех).

Вопросы задавал Павел Подкладов