Белый Горностай — последний властитель Арморики

У каждого народа есть своя, особенная песня, в которой раскрывается его душа. И для бретонца, конечно, это "La Blanche Hermine" — "Белый Горностай", чьи строки подхватит любой уроженец Нанта, Уанна или Ренна. С этой песней жители скалистого полуострова отстаивали независимость, храбро сражаясь с многочисленными завоевателями — и до сих пор эта песня остается песней свободы для истинного сына Breizh, как они с любовью называют свой край скал, быстрых рек и вечно неспокойного моря.

С первых веков новой эры (а, возможно, и раньше), Бретань была известна как Арморика, "малая" или "коренная Британия" в противовес "Ynys Pridhein", "Британии островной", под которой тогда понимали населенный кельтами юг и запад острова. Сама земля Арморики почиталась бриттами священной, через Ла-Манш существовал культурный обмен, заключались династические браки, и вера друидов была развита в обеих странах в равной мере, хотя барды и филиды Арморики самими бриттами признавались искуснее островных.

Возможно, и докельтское население этих регионов было схоже — ведь не зря примерно в одно время были воздвигнуты знаменитый Стоунхедж и аллея менгиров в Карнаке (само название "Карнак" неожиданно напоминает о расположенном за тысячи километров от Франции… древнеегипетском городе, славным своей архитектурой. Чем не мистическое совпадение?)

В начале Тёмных Веков, когда, отозвав легионы из Британии, угасающий Рим сделал островные земли беззащитными против саксонских и ютских полчищ, именно Арморика неоднократно посылала военную помощь соседям. В "артурианском цикле" сохранилось имя короля Бана Армориканского, союзника и друга властителя островных бриттов.

Не исключено, что горностай был тотемным (священным) животным еще племенных вождей бретонских кельтов, или посвящённым Матери Богов, имея, таким образом, религиозный смысл. Маленький снежно-белый хищник, не боящийся птиц и волков, редкий и молниеносно-быстрый, он не мог не внушать восхищение поэтическому уму барда или короля. Смелый, ловкий, незапятнанный и не выживающий в клетке — неудивительно, что именно он стал символом древней земли Малой Британии.

А доблестные короли сравнивались с горностаями, в то время как их супруги изображались с этим зверьком на руках, являя ипостась Матери-Покровительницы животных, спустя много поколений после формального торжества христианства.

После захвата германскими племенами большей части "островной Британии" (независимым остался лишь крайний юго-запад полуострова Корнуэлл, где до наших дней сохранились многие традиции и родственный бриттскому корнийский язык — не путать с корнуэльским диалектом английского), бретонцам пришлось непросто,

Из отважных воинов в эпоху Каролингов им пришлось стать мудрыми политиками, в результате чего бретонский король Эриспоэ заключил договор с потомком Пипина Короткого, Карлом Вторым, обеспечив независимость от притязаний южных соседей. Однако, с норманнами договориться не удалось, и на целых тридцать лет поле смерти Алена Первого, страна стала подвластной "северному бичу".

Завоевав свободу в 930-х, уже герцоги оказались в неприятной для кельтов ситуации, когда вместо битв все чаще приходилось вести переговоры, а то и заключать браки с чужестранцами — хотя здесь, насколько возможно, они старались сохранить чистоту крови древних властителей Арморики (как и у всех кельтов, несмотря на принятие христианства, Старая Религия оставалась жива не только в народе, но и у веротерпимых правителей, ведших родство, пусть и негласно, по материнской линии).

Последний правящий герцог кельтской крови, Конан Четвертый Корнуайский, был вынужден отречься от престола в 1166 году под давлением Генриха Второго Плантагенета, норманна по происхождению, мечтавшего видеть Бретань частью обширной британо-французской державы.

Конана сменил сын Генриха, Жоффруа, но, опасаясь бунта вечно мятежных бретонцев (а то, как кельты умеют сражаться, Плантагенетам еще предстояло узнать в Уэльсе и на границах с Шотландией), он взял в жены герцогиню Бретонскую Констанцу, дочь свергнутого Конана и Марджери Хантингдон, сестры короля Шотландии.

То есть, по обеим линиям графиня Пентурэ могла гордиться происхождением кельтской крови, и ее сына, Артура Бретонского, родившегося 30 апреля 1187 года в Нанте, народ принял восторженно. Жоффруа Плантагенет погиб 19 августа 1186 года на турнире, поэтому Артур должен был унаследовать титул герцога Бретани, хотя само герцогство находилась под управлением его матери.

Армориканцы воспрянули духом — с рождением наследника они связывали мечты о возрождении старой Breizh, истинно кельтской традиции и языка… Не зря же Констанца нарекла первенца именем легендарного короля кельтской Британии!

Вот только герцогиня-мать понимала всю непрочность подобных надежд, и искала достойный брачный союз для сына, решившись пренебречь даже священным для любого кельта материнским родством — иначе трудно объяснить заключенную в 1190 году помолвку трехлетнего сына с наследницей норманна Танкреда Леччийского, фактически правителя Сицилии. Не иначе в надежде на помощь итало-нормандских гвельфов, совершенно чуждых Констанце во всех планах.

Так или иначе, в следующем году германский император Генрих Шестой из дома Штауфенов, прозванный "Северным сиянием", сокрушил Танкреда и… матримониальные планы бретонской герцогини.

Разумеется, Плантагенеты понимали опасность роста патриотических настроений среди бретонской знати и простого люда, и, действуя по принципу "меньшего зла", отправили мальчика на воспитание ко двору французского короля Филиппа-Августа, к слову, этого государя связывала более чем сомнительная дружба со старшим братом Жоффруа, знаменитым Ричардом Львиное Сердце.

Вероятно, правящий король хотел избежать влияния чересчур гордых и помнящих времена независимости бретонцев на будущего герцога, решив сделать из него марионетку, пусть даже и профранцузски настроенную.

Воспитание мальчик получал, наверняка, не отличающееся от типично пажеского, принятого при всех дворах крупных европейских монархов. Круг занятий включал как чтение библии и заучивание псалмов, так и физические упражнения — фехтование, верховую езду, а также — игру в шахматы, умение слагать стихи и прислуживать сюзерену за столом. Вряд ли пышность и блеск куртуазности влекли горячее кельтское сердце, так что марионеткой своего патрона юный бретонец не стал. Но…

В 1196 году бретонская знать провозгласила Артура герцогом Бретани. Девятилетний мальчик получил титул графа Ричмонда, под регентством матери — наконец-то бретонцы получили своего властителя, за которого были готовы идти в огонь и воду!

Обстоятельства вначале складывались вполне благополучно для Арморики: после династического кризиса в Англии, французы отказались признать Иоанна (Джона) Безземельного легитимным королем, и когда тот не явился ко двору Филиппа-Августа, последний вторгся в Нормандию и даровал юноше-бретонцу (на тот момент Артуру едва исполнилось пятнадцать) многие земли на севере страны.

Пережив смерть матери, единственного родного человека, и мы можем не сомневаться — пережив это горе искренне, юный кельтский герцог через положенное время, в апреле 1202 года уже самостоятельно заключил вторую помолвку, на сей раз — с дочерью Филиппа-Августа (вероятно, познакомился с ней при дворе), Марией Французской, дочерью Агнессы Андех-Меран, в надежде на рыцарскую конницу ее отца.

В жилах Марии играл настоящий многонациональный коктейль (франки, истрийцы, швабы, мадьяры, саксонцы…), поэтому вряд ли Артур надеялся на ее дитя. Скорее всего, он собирался передать титул одному из возможных бастардов от кельтских придворных дам. Такая практика была вполне обычна у любвеобильных правителей бриттских государств, и существовала задолго до возникновения христианства.

Так ли это было в случае Белого Горностая, мы не знаем и уже никогда не узнаем, поскольку, свершив помолвку весной, как повелевала традиция, он, преисполненный самых честолюбивых мечтаний, что только могут быть у подростка его лет, повел войско под родным бретонским флагом в свой первый… и единственный военный поход. Может быть, тогда в мыслях одного из потомков армориканских филидов, под мерный цокот боевых коней и начали складываться строки о том, что "следуем за Белым Горностаем, защищать чаек, папоротники и утесы"? Артур рвался в бой, оправдывая имя, но…

Не испытывавший почтительности к никогда им не виденному отцу и, надо полагать, ко всему дому Плантагенетов, ободренный военной поддержкой Филиппа-Августа, пылкий бретонец совершил промах, начав военные действия осадой. Он осадил свою бабку по отцовской линии (мы помним, что у кельтов родство велось по материнской линии), Алиенору (Элеонору) Аквитанскую в ее замке.

Но… "железная леди" Средневековья и в 78 лет оставалась верна себе. Точно так же не питая нежных чувств к внуку, она руководила обороной своей твердыни, как опытный военачальник, и сумела продержаться до прихода свежих войск сына, того самого Джона Безземельного, взявшего Артура в плен 31 июля 1202 года.

Что должен был испытать юноша, оказавшийся в руках злейших врагов его народа, сложно представить. Понесшие к тому времени ощутимые потери от кельтов в Уэльсе и Эрине, Плантагенеты ощущали Бретань, как кость в горле.

Не вызывает сомнение только одно — плен герцога обошелся Джону недешево; если французские конники не видели особого смысла биться за чужака, то бретонцы стояли насмерть, так что ярость Алиеноры и ее сына понятна.

Ярость, даже, пожалуй, чрезмерная по средневековым меркам, когда последний потомок правящей династии должен был быть не только уничтожен, но предварительно истерзан — "быть ослепленным и оскопленным", как написал Джон Юберу де Бургу, под чьим надзором в замке Фалез находился Артур. К счастью, де Бург оказался по моральным качествам выше сюзерена, и отвратительный приказ остался невыполненным.

В начале 1203 года последний из Белых Горностаев был переведен под надзор более благонадежного и не столь обремененного рыцарской честью Вильяма де Браоза в Руан, тогда подконтрольный англичанам и, возможно, подвергался пыткам. Плантагенеты хотели не просто убить, но — унизить юношу, заставить отречься от наследственного права, но даже в стенах Руанской цитадели, измученный голодом, холодом и сыростью, юный Артур остался верен себе — и Арморике.

Вполне правдоподобно, что во время одного из допросов, Джон, впав в неистовство, собственноручно убил пленника, а затем труп юноши, с привязанным на шею камнем, бросили в колодец, соединявшийся с Сеной. Легенда говорит, что некоторое время спустя тело Артура было вытащено и тайно похоронено в склепе аббатства Бек. Но легенды на то и легенды — они складываются теми, кто хочет верить. Верить, несмотря ни на что…

Со смертью Артура пресеклась линия Белых Горностаев — истинных кельтских правителей Малой Британии. Оставшаяся в живых сестра герцога по матери, Алиса де Туар, была принуждена выйти замуж за Пьера де Дрё, кузена все того же Филиппа Августа, а ее сын от этого брака — Жан женился на Бланке Наваррской, дочери короля Наварры и Элеоноры Кастильской. То есть, по законам старой Арморики, Жан, на четверть только бретонец и муж испанки, утратил всякое право называться властителем родной страны, хотя формально Бретань сохраняла независимость еще почти три века…

А песня обрела собственную жизнь на нескольких диалектах, и до наших дней осталась неофициальным гимном Малой Британии — и хотя слова не раз перекраивались в угоду политическим обстоятельствам, свободолюбивый дух остался неизменным, как и рефрен — "Вот он, Белый Горностай, мы следуем за ним!". Послушайте ее — и история древней земли станет чуточку ближе…

Юрий Север