Я мечтал быть клоуном

10 ноября у Виктора Сухорукова день рождения. А незадолго до этого наш корреспондент встретился с популярнейшим актером.

Витя, правда ли, что в юности ты решил податься в клоуны?

Да, это была целая история. В школе я доучился только до 8 класса. До 10-летки, думал, не доживу, не добегу, не доучусь, потому как семья большая, учиться мать бы мне не дала. И решил поступать после 8-летки. Из всех творческих учебных заведений принимали только в цирковое училище на Ямском поле. Но для поступления в цирковое училище нужно было фото моего моей фигуры, голого тела (разумеется, в трусах, в плавках). Но в моем городе Орехово-Зуево ни одно фотоателье не соглашалось сфотографировать меня полуголым. Одни считали меня ненормальным, другие – каким-то маньяком. Говорили, дескать, мы этого не делаем и все тут. И только один дядька согласился сфотографировать меня в плавках. Но сказал: “Я сфотографирую, но только ты , сволочь, потом не скажи никому, что ты у меня фотографировался”. Я поехал узнавать правила приема, меня подцепили двое парней, старшекурсников, и разыграли.

Заставили читать какое-то произведение. Потом я изображал перед ними всевозможные персонажи, пародировал и Клавдию Шульженко, и Утесова, и Бернеса, и Татьяну Доронину, и Пьеху. У меня тогда это получалось. Это уж потом голос “стерся”. В результате они похвалили: “Гениально, - говорят, - отлично, ты будешь учиться, но давай 3 рубя”. Я медленно-медленно стал лезть в карман, стараясь это делать как можно дольше, потому активно размышлял, как бы мне не отдать эти три рубля и исчезнуть, потому что эти 3 рубля у меня были единственными, и мне надо было возвращаться еще домой. И вдруг, на мое счастье, из-за угла вышел седовласый человек, видимо, это был какой-то строгий педагог, ребята его испугались и убежали. Этот педагог пожелал мне успехов и сказал, чтобы я приходил после десятилетки. И я убежал. Потом видел из-за дерева, из-за тополя, как эти два пацана выбежали и хлопали себя по ляжкам, злясь, что прозевали, профукали этого ушастого с тремя рублями.

Повезло. А вообще в жизни тебе везет?

Нет, не могу сказать, что мне везет. В лотерею один раз выиграл 25 рублей. Утюг выиграл. А в спортлото сколько денег проиграл! Нет, не могу сказать, что я везунчик.

А в театре?

И в театре временами везение не очень сопутствовало, больше, наверное, было неожиданностей, чудес, непредсказуемости. Очень часто я, видимо, сам терял, разрушал, недооценивал, не ценил. Нет, слово «везение» не мое.

Ты не удивлялся, что на тебя в последнее время свалилась такая удача, такая известность. Ты уже привык к этой известности?

Да, привык.

А как это ощущается внутренне? Это приятно, когда ты идешь, а все расплываются в улыбках?

Первое ощущение – это то, что я успокоился. Но эта успокоенность не аморфная, не тлетворная, не паразитическая. Просто через успокоенность я обрел уверенность в себе, я прекратил доказывать себе, что я - актер, что я способен на многие вещи. И именно эта популярность, и даже влюбленность людей в меня как в актера, она окрылила, я окреп. До зазнайства вряд ли дело дойдет, потому что уже поздновато. Я ведь многое познал и тяжело шел к этому спокойствию. Я всегда был уверен, что я талантлив, но тогда я задавал себе вопрос, а почему, если я талантлив, я был не востребован, не нужен. Почему меня не замечали и даже презирали. В театрах, где бы я ни работал, меня не очень баловали ролями, и все время я играл какие-то для меня скучные роли, пресные, преходящие. Они раздражали меня, загоняли в запой. Меня стали снимать в сорок лет. Но мне кажется, что я таким был и 20 лет назад. Я себя чувствую хорошо в нынешнем своем положении, и меня не угнетает ни популярность, ни слава. Самое великое приобретение, которое я называю и чудом, и счастьем, это то, что я сегодня востребован. Оказывается, это самая высшая награда, когда ты нужен, а раз я нужен, я только и занимаюсь сегодня тем, чтобы эта нужность моя для общества, для культуры, для отечества не превратилась в нужник.

Витя, вот ты говоришь, что тебя по молодости лет не замечали. Но ведь тебя пригласил в Питер сам Петр Наумович Фоменко. А это всё же критерий!

Это сегодня мы знаем легендарного Петра Фоменко, это сегодня он знаковая, космическая театральная фигура. Тогда это был, можно сказать, молодой, хулиганствующий, бунтарского склада, диссидентствующий человек - орел, зверь, человек-бомба, человек-скандалист, режиссер, которого выгоняли из Ленинграда за постановку “Мистерии-буфф” в театре Ленсовета. Он тогда тоже был молод, азартен, и славился этим больше, чем своей гениальностью, В 1978 году он меня - молодого парня - пригласил на роль 80-летнего старика. Он в это время выпускал спектакль по пьесе Островского “Лес”. Я увидел этот спектакль и воскликнул: “Боже мой, это же спектакль из будущего!”. Но на премьере, как это ни удивительно, было ползала народа. Публика его тогда недооценила. Он взял и уехал в Москву к матери. Сейчас и я в Москве живу. Мы общаемся, я его иногда беспокою по телефону, он с удовольствием со мной разговаривает. Я понимаю, насколько он занят и озабочен жизнью своей, и детками-учениками, и театром, но, тем не менее, я позволяю себе звонить ему, и мы разговариваем. Я никак не могу набраться духу и сказать: “Петр Наумович, давай поработаем, давай окольцуем наши отношения, давай завершим этот роман”. Нет, не буду я этого делать, потому что ему не до меня. Хотя я до сих пор трепетно отношусь к этому человеку до такой степени, что чувствую себя перед ним мальчишкой, ребенком.

Были ли у тебя в жизни такие фигуры, которые стали ориентиром, идеалом?

Да. Хотя идеал - это, может, слишком масштабно, и, наверное, это все-таки из области вечного. Скорее можно сказать, что на моем театральном пути были люди, которые оказали на меня огромное влияние. Это, во-первых, Петр Наумович Фоменко, это - Геннадий Тростинецкий. Кроме того - товстоноговские спектакли и сам Георгий Александрович, хотя я сам никакого отношения к его театру не имел. Это - что касается театра. В кинематографе тоже были такие люди, хотя я с ними даже не был знаком. Это Сергей Герасимов и его фильмы, немое кино Чарли Чаплина, Джек Николсон, Аль Пачино, если брать из западных. Но чем больше живешь, тем больше для тебя авторитетов. Надо уметь продолжать учиться. Я очень уважаю тех пожилых людей, которые – бац! – и в 65 лет начинают изучать иностранный язык, или какая-нибудь бабка: ей 70, а она берет кисточки и краски и начинает рисовать. Восхищаюсь этими людьми. Может быть, и сам скачусь до такого состояния, что мне стукнет 90, а я поеду в Звездный городок и буду проситься в космонавты. Конечно, меня отправят в какой-нибудь сумасшедший дом, но неважно: главное, сделать шаг, совершить поступок.

А много у тебя в жизни было таких “судьбоносных” поступков?

Много, ой как много! А иначе я не сидел бы сегодня такой розовощекий. Я шучу, конечно, дело в том, что все было нелегко. Но мне не хочется об этом говорить, потому что это скучно, неинтересно. Да и погода хорошая.

Вопросы задавал Павел Подкладов

Продолжение следует