Если мы их простим

— Мужчины рыдают так, что дрожат стены, — говорят женщины. — Мы не хотим крови, не хотим войны, но мы не сможем их остановить. У нас, осетин, долгое терпение. Недаром про нас всегда говорили: не будите спящего льва...

— Не пойдем мы войной на других. Пока со своими не разберемся. Когда было нападение на Ингушетию, никто не захотел сажать в свои тюрьмы задержанных боевиков. Зачем наши их взяли?! За сколько наших детей продали? И ведь первое, что потребовали эти ублюдки, — отпустить тех на волю. Вы знаете, что многие из информированных людей своих детей 1 сентября в школы не отпустили? Потому что за три дня до захвата из наших больниц куда-то исчезли все ингуши и чеченцы. А они тут постоянно, круглый год лечатся. Ведь то же самое было в 1992-м, за три дня до войны. Ингуши собрали вещи, детей и рванули из города.

— Чтобы устроиться стажером на пост ГИБДД, нужно дать взятку от 6 до 8 тысяч долларов. И чем он там будет заниматься? Только ее отбивать. Когда через нас из Чечни везут нефть, вдоль трассы вся милиция собирается. В маленькой республике самое большое число спиртзаводов, вся страна пьет бесланскую водку, а денег на охрану школ в бюджете нет.

Продали!

Вчера во Владикавказе состоялся первый митинг, на котором люди впервые назвали все своими именами. Накануне мэр города пытался запугать народ: мол, если вы соберетесь на площади, будете объявлены пособниками террористов, но осетины все равно пришли — накипело. “Коррумпированная власть — источник терроризма”, “Дзасохов — ИЗЫДИ!” Такие транспаранты принесли вчера на площадь люди. Это был не тот митинг, что накануне проходил на кладбище в Беслане, куда приехали официальные лица, в том числе президент республики Дзасохов и полпред Яковлев со своими официальными речами. Никто их там не слушал.

— Мне было просто интересно посмотреть в глаза этим людям, — говорит Казбек, у которого в заложниках не было детей, но он с первого до последнего дня находился возле школы. — Я просто подошел поближе к трибуне посмотреть на них и ничего в их глазах не увидел. Развернулся спиной и ушел. И так делали все. Ну что могут сказать эти люди? Разве они вытаскивали того пацана из окна школы, который не хотел выходить и спрашивал: “Дяденька, а вы меня правда не убьете?” Разве они видели, как два мальчика, выскочившие на улицу, вместо того чтобы бежать в укрытие, побежали к крану с водой, и их убили?.. Приехали, когда все закончилось. Теперь они, конечно, со своим народом. А почему, когда начался штурм, штаб, где сидели эти, извините, руководители, быстренько смотался во Владикавказ? Они бросили наших детей, а теперь выступают с соболезнованиями! Не нужны нам их соболезнования!

— Дзасохов за все время вышел к людям два раза — это как понимать? — возмущается один из организаторов митинга Валерий, уважаемый в городе человек. — А как понимать цифры о количестве заложников? Ведь мы с самого начала начали составлять списки — я лично сам их писал. К нам люди подходили, говорили фамилии, и к 16 часам 1 сентября у нас была уже примерная цифра — 1070 человек. Я, когда по телевизору услышал — 354, прямо обалдел. Думал, кто-то просто ошибся. Подошел к Дзугаеву (начальник информационно-аналитического отдела администрации президента, который озвучивал эти цифры. — Авт.) и спрашиваю: почему ты неправду говоришь? А он мне отвечает: мол, это для журналистов, а вы, дескать, что хотите — чтобы весь мир обалдел?

— А вы посмотрите, как охраняются наши школы и как охраняются райотделы милиции, — вступает в разговор женщина, едва сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик. — У них — бетонный забор, двойное оцепление, автоматчики, бронежилеты. А в нашей школе с детей по рублю собирали на охрану школы! Чтобы кого-то нанять. И почему перед учебным годом никто их не проверял?

На трибуне слово дали человеку, который сам был в заложниках.

Он долго молчал, а потом сказал всего несколько слов:

— Нас поставили на колени и заставляли пить. Гадость... Если мы сейчас это простим, мы будем никто.

МК