Как народный артист послал министра культуры на …

Романтическую натуру Олег унаследовал от отца. Известен факт, что тот был военным и однажды по поручению начальника сопровождал жену своего командира в театр. И “шанса” своего не упустил. Начальник не был Держимордой: отпустил жену на все четыре стороны. У новых молодоженов родились два сына – Глеб и Олег. Было это в далеком Благовещенске. Началась война, и Глеб, приписав себе пару лет в паспорт, обманом ушел на фронт, но в первом же бою был тяжело контужен. Олег был для фронта мал, и вынужден был учиться в школе. Говорят, что он был одаренным учеником: читал стихи, прозу, рисовал. Последнему занятию он отдавал предпочтение и в будущем мечтал стать профессиональным художником.

В 1949 году его “совратил” брат Глеб, который вознамерился идти в актеры и “стал усиленно склонять к этой же профессии и Олега”. Тот поддался и подал документы в Щуку. Педагоги, судя по всему, сразу узрели в юном красавце будущего актера… В училище он играл много и интересно, и должен был попасть в Вахтанговский театр. Но, как свидетельствует сын Стриженова, тогда на него “капнул” комсорг Юрий Любимов, и Олегу дали от ворот – поворот. Так он оказался в Таллине в русском драматическом театре. Там он сразу влюбил в себя всех театралов, сыграв Незнамова в “Без вины виноватых” Островского. Однако куковать ему в провинции ему долго не пришлось, планида не та. Его заметили киношники, и он в мановение ока превратился во всенародного любимца, сыграв в знаменитом “Оводе”. Театр, как пишут историки, был оставлен на 20 лет.

Роли, естественно, пошли косяком. “Мексиканец”, “Сорок первый”, “Пиковая дама”, “Капитанская дочка”, “Хождение за три моря”… И всегда главные роли! Кстати, Олег Александрович сам когда-то заявил: “Я был рожден только для главных ролей. По мне – быть либо первым, либо никаким”. И он был первым! Его не могли укусить никакие партийно-советские органы, хотя другого бы за некие подвиги давно подвесили бы за одно место. Он летал по заграницам, блистал на кинофестивалях, мог запросто отказаться от таких ролей, о которых миллионы актеров безуспешно мечтают всю жизнь. Так, он отказался сначала от театрального Гамлета у Козинцева, а потом у этого же режиссера – от кинематографического. Когда тот пригласил его на пробы, он заявил, что на Гамлета не пробуют. (Да простит меня юбиляр, но его гонор в данном случае послужил великую службу мировому кино: согласись Стриженов, получился бы вполне традиционный принц-неврастеник. И не было бы великого Гамлета- философа Смоктуновского). Не уверен, что то же самое можно сказать про Андрея Болконского в бондарчуковском “Войне и мире”. Но факт остается фактом: Стриженов отказался и от этой роли. Как пишут сейчас, “он не страдал “звездной болезнью” - это ему еще могли бы простить. Он уважал себя и свою работу и обладал чувством собственного достоинства, будучи убежден, что “режиссер просто обязан знать, кто ему нужен на главную роль. И уважать актера обязан”.

Что касается звездной болезни, то, думаю, что критик преувеличивает. Даже сын актера Александр в интервью “МК” сказал, что гонор у отца, скорее всего, имел место. И что это объяснимо: на молодого Олега тогда свалилась слава, не сравнимая ни с какой другой. Кстати, интересно, что спесь с младшего брата мог сбить только Глеб. Когда тот гоношился: я, мол, Овод, Глеб ему резонно отвечал: “Ты – муха-цокотуха!”

Но, если серьезно, то можно согласится с критиками, которые писали про Стриженова: “Он всегда жил в искусстве сам по себе. Сила и острота реакции пробуждающегося нашего общества по-своему сварьировала близкие Стриженову мотивы. Тогда его порой называли “русским Жераром Филипом”, сравнивая с французом, завоевавшим мировой экран. В этом сравнении можно отыскать некую долю истины, если вернуться к идее рыцарской. Но Стриженов все-таки не был эквивалентом французского Сида и Фанфана-Тюльпана, победительно сыгранных Жераром Филипом. И слава богу: он остался собой, с российской болезненной самоуглубленностью, нашим извечным стремлением вступить в бой, чреватый гибелью, с устремленностью к страданию как моменту высшего очищения...”

Кстати, вопреки расхожему мнению, что Стриженов использовал лишь однажды найденный имидж, можно вспомнить его пробы в жанре комедии. Его дебют именно в такого рода роли состоялся в фильме “Его звали Роберт”. Фильм имел огромный успех у зрителей и был награжден призами на фестивалях в Триесте и Милане. К сожалению, на каком-то этапе жизни артист перестал сниматься. Может быть, не удовлетворяли предлагаемые сценарии, может быть, сказывалось то, что в прежние годы он испортил отношения с режиссерами. Говорят, на “Мосфильме” был “издан” неофициальный приказ – не снимать Стриженова. Очевидцы свидетельствуют, что он мог дать еще такого “дрозда”, устроить скандал и подвести съемочную группу. Но это – дела давно минувших дней. Сейчас, как пишут “осведомленные источники”, Олег Стриженов наконец смог посвятить себя живописи, к которой его всегда тянуло. Только бы хватило здоровья.

А гонор он не утратил. Говорят, что в свое время его стала уговаривать сниматься в “Войне и мире” у Бондарчука всесильная госпожа министерша культуры Фурцева. Он ее послал в места не столь отдаленные. Этим слухам автор этих строк склонен верить, потому что однажды сам чуть не оказался посланным, правда, вовремя положил трубку и не расслышал адреса...

Но я не обижаюсь: с днем рождения, дорогой Олег Александрович!

Павел Подкладов

Использованы фрагменты публикаций Федора Раззакова и Дмитрия Мельмана.