100 рублей за “не Репина…”

Мы – в клешах и челках - охали над репродукциями Дали или Дега, не всегда понимая сути произведений. Но, изображая некое тайное знание, надували щеки и кивали головами, посмеиваясь над репиными, саврасовыми и крамскими. Подбавил масла в огонь Хрущев, обозвавший советских авангардистов “пидарасами”. И нам стало окончательно ясно: раз власти ругают, значит, это хорошо. Но сегодня, прежде чем сесть за компьютер, я еще раз посмотрел произведения, написанные героем этой заметки, и подумал, в каком виде до нас дошли бы образы Пирогова, Мусоргского, Толстого, Павлова, Стрепетовой или членов Государственного Совета, если бы их портреты написали, например, Кандинский или Малевич?! Они – гении, ничего не скажешь. Но все же, слава Богу, что запечатлел лица великих россиян для истории именно Илья Ефимович Репин. Потому что несмотря на бродящий во многих его произведениях бунтарский дух, Репин – это все же что-то исконно наше, российское. И никакими “измами” его из нас не вытравить.

Родился он отнюдь не в дворянском имении, а в семье военного поселянина в городе со звучным названием Чугуев Харьковской губернии. Грамоте и арифметике Илья обучился у пономаря и дьячка. В 1855 занимался в топографической школе, но она закрылась из-за упразднения военных поселений. Азы своей нелегкой профессии он познал у художника-иконописца И.М. Бунакова, выполняя заказы на иконы и росписи церквей. Уже в те годы стал “баловаться” портретами, “малюя” близких и родных. Сомнений в выборе пути не было, и юноша, поднакопив деньжат, в 19 лет уехал в Петербург и поступил в Рисовальную школу Общества поощрения художников. Следующий его шаг не трудно предположить: Репин сдал экзамены в Академию художеств, где занимался около 10 лет. Одной из своих работ он поразил всех: это были “Бурлаки на Волге”. “Никогда еще горькая судьба вьючного людского скота не представала перед зрителем на холсте в такой страшной массе, в таком громадном пронзительном аккорде. Что за людская мозаика со всех концов России”, - писал В. В. Стасов. За программную работу “Воскрешение дочери Иаира” Репин получил Большую золотую медаль и право на шестилетнее обучение в Италии и Франции. Там-то он и завершил художественное образование. А, вернувшись в Россию в 1876, примкнул к Товариществу передвижных художественных выставок, став одним из вождей реалистической школы живописи.

Приходилось слышать, что Репин был своего рода “буревестником революции”, что в его работах всегда мелькал “призрак коммунизма”. С этим можно соглашаться и не соглашаться, но, мне кажется, не в этом суть. Она – в его мужественной кисти, в его крутом нраве настоящего мужчины, которому были не чужды беды и горести людей: будь они бурлаками, пропагандистами, бывшими каторжниками, царскими опричниками или деятелями науки и искусства. Или запорожцами, которые были сильны и красивы, наслаждались своей вольницей, вскормленные “жизнью без гнета и цепей”. И вовсю “оттягивались”, как сказала бы современная тусовочная молодежь, матеря в своем знаменитом письме “поганого турецького султана”.

Над своими основными картинами Репин работал даже не годами, а десятилетиями. Тех же “Запорожцев” он писал 12 лет, больше десяти лет работал над “Арестом пропагандиста”. Он подолгу не выходил из мастерской и не отвечал на письма друзей. Однажды после двухнедельного “творческого запоя” он написал лучшему другу критику Стасову: “До сих пор не мог ответить Вам, Владимир Васильевич, а всему виноваты “Запорожцы”, ну и народец же!! Где тут писать, голова кругом идет от их гаму и шуму… вот недели две с половиной без отдыха живу с ними, нельзя расстаться – веселый народ. Чертовский народ! Во всю жизнь Запорожье осталось свободно, никому не починялось… Да где тут раздумывать, пусть это будет и глумная картина, а все-таки напишу, не могу”. “Глумная картина”, в которой, действительно, много “гаму и шуму”, стала настоящим шедевром, впрочем, как и все, что написал Илья Ефимович.

К 90-м годам он создает около трехсот живописных портретов, по праву считаясь ведущим русским портретистом этого периода. Художник любил движение не ради движения: любая черта в выражении лица, в мимике, в повороте и наклоне головы видится Репиным в связи с общим состоянием человека. Потому такую остроту приобретает динамика в его портретах. “Тут у него какие-то неслыханные приемы, отроду никем непробованные”, - писал Крамской о портрете Мусоргского. Пойдите в музей, поглядите на этот невероятный портрет, и вы согласитесь с Крамским! Кстати, Репин был необычайно популярным. Рассказывают такой анекдот. Одна дама увидела в книжной лавке небольшой портрет, подписанный “Репин”. Долго сомневалась, потом купила за 10 рублей. Но предупредила продавца: я, дескать, покажу портрет самому Илье Ефимовичу, и, если, это подделка, принесу назад. Показала. Илья Ефимович рассмеялся и по просьбе дамы написал внизу: “Это не Репин”. И подписался: “Репин”. Возмущенная дама отнесла произведение назад в лавку. На следующий день оно с подписью самого Репина (!) было продано за сто рублей…

За три года до смерти, 83 лет от роду он писал Яворницкому: “Недели три я очень плохо себя чувствовал, но все же, опираясь то на шкафы, то на стены, все же не бросал Сечи – подползал и отползал. Картина выходит красивая, веселая. Гопак. Даже столетний дед вприсядку пошел. Подвыпили, скачут… кругом веселый пейзаж…” Без слез это читать невозможно!

Последние тридцать лет Репин жил в местечке Куоккала на Карельском перешейке в своей усадьбе “Пенаты”. В 1918 году государственная граница прошла ближе к Ленинграду, и дом Репина остался в Финляндии. Пишут, что он очень хотел вернуться. А, может, и не хотел… А вы говорите – буревестник…

Павел Подкладов

Использованы фрагменты публикации О.Ф. Петровой в Интернете и главы из книги “С веком наравне”, написанные С. Пророковой.