Игорь Иванов: Раскапываю сам себя

Встреча с таким актером, как Игорь Иванов, для журналиста – большое событие. Даже если для нее нет никакого информационного повода. Но на этот раз поводов – хоть отбавляй. В 2004-м - году своего 50-летия – за роль Серебрякова в чеховском “Дяде Ване” артист получил премию им. К.С. Станиславского, а за несколько дней до нашей встречи – звание народного артиста России. Мы встретились с Игорем Юрьевичем за два часа до предпоследнего спектакля Малого драматического театра, который был показан в грандиозной гастрольной программе в рамках фестиваля “Золотая Маска”.

Игорь Иванов не так популярен «в массах», потому что не мелькает в бандитских сериалах и пустых комедиях, но истинному театралу его имя известно давно. Каждая его роль в МДТ всегда становилась событием театральной жизни. И потому, что Иванов - настоящий мастер. И потому, что в нем есть мощное мужское начало: качество, постепенно исчезающее с нашей сцены. Но главное состоит в том, что он заставляет взглянуть на своих героев, известных по классическим произведениям еще со школьной скамьи, под каким-то новым углом зрения. Так случилось с его профессором Серебряковым. Так же неожидан, я надеюсь, будет капитан Эдгар в “Пляске смерти” Стриндберга – спектакле, спродюсированном самим Ивановым, который скоро будет показан москвичам. Его герои поразительно не похожи один на другого. Иногда даже возникает мистическое ощущение, что их играют разные люди…

- Игорь Юрьевич, первый вопрос – о самом актуальном. Вы только что получили звание народного артиста России, до этого были награждены премией Станиславского, а в Питере была еще премия имени Стржельчика. Важны ли для вас, как актера, эти регалии?

- Нет. От этого ведь ничего не меняется. Другое дело и приятно, когда к тебе с интересом относятся твои коллеги, как бы признают твой «способ жизни» в театре. Истовый, как они сами сказали… Сравнив с тем, как жил сам Владислав Игнатьевич. Есть дорога, и радостно, что ее кто-то одобряет. Хотя я достаточно сложно отношусь к любого рода похвалам и ругани. Даже если все хвалят, у меня свой счёт к тому что делается и к себе. И это для меня важнее всего. Но я не так давно стал понимать, что делаю в театре. Пожалуй, года четыре назад…

- То есть, через двадцать лет работы?

- Да. Стал понимать что-то… даже не про театр, а про какую-то дорогу, про "освоение себя" в профессии.

- Часто приходится слышать, что актерство – не очень мужская профессия, что в мужчинах-артистах много женственного. Вы производите впечатление человека твердого, с мощным мужским началом. Это не противоречит необходимости подчиняться?

- Нет. Умение подчиняться – это одна из граней профессии. Но при этом нужно оставаться самим собой.

- А в ролях вы тоже всегда остаетесь самим собой? Даже если абсолютно перевоплощаетесь?

- Я же все равно черпаю своего персонажа из себя. Если не хватает, то что-то добираешь со стороны. Но все равно это, прежде всего, ты сам. И это позволяет узнавать какие-то потайные стороны, уголки самого себя. Актер все равно остается самим собой. Но бывают исключения…

- Какие, например?

- Среди моих персонажей - это Лебядкин в «Бесах». У него какое-то… смещенное сознание. Он иногда непредсказуем. Порой неизвестно, куда его понесет. Но, тем не менее, это очень интересно.

- Вы – всегда разный. Причем, можете быть и героем, и ярко характерным персонажем. Определяли ли вы для себя свое амплуа?

- Понятие амплуа, конечно, существует. Но не думаю, что это правильно – определять для кого-то его амплуа. Потому что человек богат самыми разными чертами. А прилепишь к нему ярлык, и в результате мы имеем на экране людей, мелькающих в совершенно одинаковых ролях. Амплуа для меня – это срамное понятие.

- Давайте все же разберемся. Есть, например, хороший актер Сергей Курышев – ваш коллега – которого трудно представить в роли Лебядкина. А вас – в роли Пети Трофимова…

- Это, скорее, совокупность каких-то психофизических данных актера, которые соответствуют тому или иному персонажу. Кроме того, много зависит от видения режиссера. Мы ведь тоже, читая книжку, по-разному видим ее героев. Так же и режиссер.

- Бывает ли, что мнение Льва Абрамовича Додина по поводу ваших ролей не совпадает с вашим видением?

- Бывает… Это для театра – нормально. Потому что существует определенная расстановка сил, и никуда от этого не денешься. В другой ситуации, в другой компании я бы мог, наверное, сыграть то, что я бы хотел. А в нашем театре я играю то, что должен играть, по мнению Льва Абрамовича. Иногда по этому поводу бывают… проблемы. Вот, например, я поначалу отказался от роли Серебрякова в «Дяде Ване», за которую получил потом премию Станиславского. Меня не интересно было играть страдающего старика. После определенных событий в жизни театра я вернулся к этой роли, но все равно оставил за собой право понимать этот образ по-своему.

- Да простят меня ваши замечательные коллеги, но иногда приходилось слышать по поводу некоторых спектаклей, что вот, дескать, спектакль – ничего особенного, а Иванов – это да! Наверное, такие слова не очень приятно слушать?

- Да, это обидно. Особенно, когда ты очень вкладываешься в какую-то роль, и она становится программной для тебя. Не то, что я ее как-то уж очень хорошо играю, просто она попадает на ту тему, которая меня очень волнует. Про которую я живу на театре. И когда эта тема не всегда эквивалентно подхватывается всеми, то бывает обидно. Но все равно я расцениваю такие спектакли, как какую-то дорогу. Я иду по ней вместе со своими персонажами, и это, несомненно, мне что-то приносит.

- Они оказывают на вас какое-то влияние?

- Конечно. Я ведь себя раскапываю и обогащаю размышлениями на эту тему.

Павел Подкладов

Продолжение следует