Всяка нечисть бродит туче

В этом странном “Нумере” практически нет слов. Зато в нем действуют обитатели потустороннего мира: некие миражи, облеченные в материальную форму жутких оборотней, карликов, ведьм и татей. Они населяют гостиничный номер уездного городка, в который приехал знаменитый Павел Иванович Чичиков. И все действие – это по сути дела наблюдение как бы “скрытой камерой” за тем, как ведет себя герой гоголевской поэмы, оказываясь один на один с собой. Только однажды он разражается небольшим монологом, а все остальное время молча занимается самыми обыденными вещами: бреется, читает свои записи, считает приобретенные души, общается со своим слугой и т.п. А вокруг плодится нечисть, вылезающая прямо из-под зрительских кресел…

Все эти годы Павла Ивановича играл замечательный артист “Современника” Авангард Леонтьев – давнишний соратник Фокина во всех его придумках. Мы встретились с актером еще задолго до того, как до нас дошла “страшная весть” о закрытии спектакля. Поэтому мы говорили и о “Нумере…” вполне радостно и оптимистично. Леонтьев поведал мне и о других перипетиях своей творческой биографии, в том числе очень забавных… Думаю, что лицо этого великолепного артиста известно не только театралам, но и любителям кино. Недавно он даже появился в одном из сериалов.

- Авангард Николаевич, в чем секрет вашего спектакля?

- Я считаю, что “Нумер…” – это режиссерский шедевр Фокина. А рождалось все из этюдов. Фокин – большой мастер этюдов. Вначале он написал мне несколько пунктов, на что надо особенно обратить внимание. А потом мы приступили к этюдам. Он сидел в зале один, и я перед ним был один, импровизировал. Вспоминал эпизоды своей жизни и чувства, которые я тогда испытывал. Причем, он заставлял меня вспоминать и приятные эпизоды, и очень неприятные. Все эти этюды стали основой спектакля, сотканного из эпизодов-моментов, когда Чичиков пребывает в своем номере в гостинице. А зритель становится свидетелем самых интимных подробностей его жизни. Вот в такой необычности зрелища и кроется секрет. Кроме того, и я, и Фокин очень любим Гоголя. И эту любовь удалось выразить в спектакле. А поначалу было страшно. Первые пять-семь спектаклей я играл в ощущении, что проваливаюсь, и что Фокин не говорит мне об этом только из гуманных соображений. А до этого, еще на репетиции, у нас состоялся разговор. Он увидел мое подавленное состояние и спросил, что это я такой грустный. Я ему высказал свои опасения о том, что провалюсь. (Я, правда, употребил другой, непечатный глагол). Он мне в ответ заявил: “Нет, провалиться я тебе не дам!” И это мне очень помогло. Я поверил в то, что он построит мне роль и не даст провалиться.

- Говорят, что Фокин всегда строит роль точно и даже филигранно…

- Да, безусловно! Он этим и прекрасен. У него получаются роли “без воды”. Вся вода отжимается, остается суть. Он формалист в самом хорошем смысле этого слова. Его форма только помогает актеру.

- Говорят, что актеры часто “списывают” своих персонажей с натуры. С кого вы списали Чичикова?

- Между нами есть что-то общее. Я, например, денежки люблю копить. Получу зарплату, и – под подушку, чтобы целее была! (Смех). Куплю вещь и иногда годами не надеваю ее, потому что – жалко! Разве это не имеет отношение к Чичикову?! Но есть актеры, которые очень любят находить в жизни прототипы своих героев. Вот, например, Женя Миронов отыскивает характеры среди окружающих его людей. Он ищет что-то не похожее на себя. Я же в основном ищу персонажа в себе. Каждый свой атом, молекулу можно развить потом в характер.

- И своего Черта из спектакля “Карамазовы и ад” тоже нашли в себе?

- Да, наверное… Думаю, что в каждом из нас есть черт. Душа наша – поле борьбы божественного и дьявольского.

- Вернемся к Гоголю. По-моему, роль Хлестакова как будто создана для вас. А вы ее не сыграли. При том, что возможность была…

- Да, Фокин, ставя “Ревизора” в “Современнике” не дал мне эту роль. И у меня, что называется, саднило в душе… Но саднило не только у меня. У Кости Райкина, пожалуй, тоже. Фокин и ему не дал сыграть, несмотря на то, что они с юности были друзьями и много работали вместе. Валере нужен был другой типаж. Может быть, Костя из-за этого и ушел из “Современника”. Он ведь мечтал об этой роли…

- А вы?

- Я никогда не мечтал играть какие-то конкретные роли. Я стремился к хорошей литературе и такой же режиссуре. Роли приходили ко мне сами, иногда нежданно-негаданно. Как- то раз приболел Игорь Владимирович Кваша, и Галина Борисовна Волчек попросила меня за пять дней до спектакля ввестись на роль Гаева в “Вишневом саде”. Причем, спектакль надо было играть на гастролях за границей. Я согласился из уважения к ней, хотя был в ужасе. Надо было за пять дней выучить текст и ввестись с одной репетиции. Роль переписывал в самолете, народ смеялся. А по мне – когда перепишешь, то легче запоминается. Сыграл, и после этого Волчек велела играть Гаева в очередь с Квашой. Это был подарок. Иногда влюбляешься в своего персонажа внезапно. Так было с крошечной ролью Бени в “Трудных людях” Бар-Иосефа. Иногда мне кажется, что именно она – самая любимая. А о Чичикове никогда и не мог помыслить. Потому что видел, как его прекрасно играл Белокуров во МХАТе. Я был уверен, что так не смогу. И когда Валерий Фокин предложил мне его сыграть, я был счастлив!

- В “Современнике” все ваши роли оказывались победными. Это чутье, интуиция или везение? Приходилось ли отказываться от каких-то ролей?

- Раньше я не выбирал: брался за все, что предлагали. Отказываться у нас было не принято. Это сейчас все стали такими маститыми, иногда капризными. Галину Борисовну Волчек это всегда расстраивает.

- Вы всегда с восторгом говорите о “Современнике”. Неужели за тридцать с лишним лет работы не было желания уйти в другой театр?

- На это есть известное высказывание Валентна Гафта: “Я бы давно ушел, да нигде лучше-то нет, чем у нас”. (Очень похоже показывает Гафта).

Павел Подкладов

Продолжение следует