Шарлатан или гений? Выскочка или великий художник?

Но самое главное в том, что даже самые юные, правда, из тех, кто имеет отношение к театру, так или иначе до сих пор впитывают науку Мейерхольда с институтских пеленок. Вот уж о ком можно уверенно сказать, не впадая в риторику и трюизмы, что он был фигурой судьбоносной. Сегодня мир празднует 130-летие со дня рождения великого режиссера.

Newsinfo по своему обыкновению вовсе не собирается поражать своего читателя театроведческой наукой и специальной терминологией. Тем более, что о Мастере и его Театре написаны горы томов научных исследований и просто воспоминаний. Сегодня в этой небольшой заметке мы постараемся напомнить своему читателю о том времени, в котором жил Мейерхольд, о его великой и трагической жизни, о людях, что его окружали. И не будем фантазировать, а просто обратимся к воспоминаниям очевидцев и соратников великого человека. В истории русского искусства не было другого такого человека, мнения о котором были бы столь противоречивы. Об этом свидетельствуют , например, первые строчки одной из книг, посвященных мастеру: «Кто был Мейерхольд? Шарлатан или гений? Любитель дешевых сенсаций, сомнительных экспериментов или великий строитель нового театра? Развязный выскочка или вдохновенный и тонкий художник?»

Масштабы его славы Всеволода Эмильевича Мейерхольда сейчас трудно себе представить. Его имя в 20-е годы не сходило не только с театральных афиш, но со страниц журналов, газет, гремело на модных в те времена диспутах, трепалось в куплетах и фельетонах. Он был «почетным красноармейцем», «почетным моряком», «почетным шахтером» etc. Один из поэтов того времени писал: «Имя Мейерхольд – знамя непрекращающегося восстания на базаре искусства». А более экзальтированный слагал такие вирши: «Вперед 20 лет шагай, Мейерхольд. Ты – железобетонный атлет – Эдисон триллионов вольт!» Была даже объявлена подписка на постройку самолета «Мейерхольд»…При этом, от актеров старшего поколения вахтанговского театра можно было слышать, что Вахтангов «был светлым гением нового русского театра, а Мейерхольд был его темным гением». Хотя сам Вахтангов считал, что каждая постановка Мейерхольда могла бы создавать целое направление.

Читатель спросит, почему именно Мейерхольд вызывал такую бурю эмоций в умах и сердцах современников? Ведь в те времена было немало режиссеров, которые тоже, говоря словами нашего великого поэта, «выбирались своей колеей». Ответ на этот вопрос хорошо сформулирован одним из биографов Мастера: «Он всегда обманывал надежды, показывая в своей очередной постановке совсем не то, что от него ожидали. Он принадлежал к тому типу художников-экспериментаторов, которые творят, не задумываясь ни на минуту о том, как примут их создания современники. Он безжалостно разрушал им же самим достигнутое и имевшее успех – разрушал для нового, неведомого и рискованного». От себя добавим - много ли вы найдете таких режиссеров в наше рыночное время, когда однажды найденное эксплуатируется потом в течение десятилетий?!

Мейерхольд безоговорочно принял революцию, был не только ее «буревестником», но и активным участником. Какое-то время он даже руководил каким-то советским подразделением, которое называлось то ли реперткомом, то ли еще как-то….Но сам же попал под жернова большевистского террора. И в этом смысле он стал фигурой исключительной. Потому что не было больше в нашей истории столь же большого режиссера, который был бы физически уничтожен советской властью! Биографы считают, что его дело в лубянских архивах было на порядок более обширным, чем дела сотен тысяч других граждан. Сталин не простил ему яростных высказываний против политики «социалистического реализма». Но, самое главное, он не простил ему его непокорного духа, не поддавшегося «укрощению». Кто-то может возразить, что за несколько дней до ареста Мастер говорил о «грандиозной сталинской эпохе», подвергал самокритике свои «формалистические выкрутасы». Выглядел он тогда жалким и раздавленным, предчувствуя трагическую развязку…Но это были уже последние дни его великой и трагической жизни, когда инстинкт самосохранения подсказывал жертве уже беспомощные действия.

После ареста Мейерхольда, власть пыталась разрушить все, что было связано с его именем, уничтожить память о нем. Из библиотек были изъяты все книги, журналы и газетные статьи о нем. Была даже переиздана «Моя жизнь в искусстве» Станиславского с цензорскими купюрами! Агенты Лубянки пытались даже выкрасть литературу о Мейерхольде из крупных западных библиотек! Не говоря уже о том, что после ареста Мейерхольда была зверски убита его жена – актриса Зинаида Райх, и в их квартиру в Брюсовом переулке впоследствии вселился какой-то шофер из НКВД. Последнее известие, полученное от Мейерхольда - это открытка, написанная карандашом и посланная либо из сибирского концлагеря, либо с этапа. На ней был штемпель одной из забайкальских железнодорожных станций…Говорят, что Мейерхольд и Бабель были убиты летом 1940 года в одном из лагерей на берегу Охотского моря.

Власть чувствовала свою колоссальную ошибку, которой стал арест Мейерхольда. И, как это водится, получила в ответ то, что хотела искоренить. Память о Мастере жива и по сей день. И не просто жива: у него десятки прямых «наследников»- последователей. Его науку преподают во всех уважающих себя российских и зарубежных театральных вузах. И если имя великого режиссера молодежь произносит не просто с благоговением, а с азартом и желанием вгрызаться в его наследие, это стоит многого.

Павел Подкладов