МЫ и КУЛЬТУРА: Еще раз об отцах и детях

После недавнего увольнения из него модного и шокирующего Житинкина и.о. главрежа был назначен великолепный артист, народный любимец Лев Дуров. Он всегда много и упорно работал в театре и как режиссер, но, если честно сказать, его спектакли не имели такого резонанса, как постановки великого Анатолия Эфроса, талантливого Сергея Женовача или скандального Андрея Житинкина. Поэтому к его новой затее - постановке "Детей Ванюшина" Найденова - театральная Москва отнеслась с изрядной долей скепсиса. Причин для оного было несколько. Во-первых, - тема пьесы. Ну, сколько можно рассказывать про несчастных родителей и сволочей-детей?! Надоели уже эти семейные трагедии, написанные дидактическим тоном на заре прошлого века! Во-вторых, пьеса - про купечество, а, значит, опять будут аналогии с современностью, с "новыми русскими". В третьих, видели мы "Детей Ванюшина" и не раз. В частности, в Театре им. Маяковского, где главную роль играл сначала гениальный Евгений Леонов, а в восстановленном варианте - трогательный и трепетный Александр Фатюшин. Стало быть, неизбежны сравнения. В-четвертых, и, в - главных: ну что нам жителям 21 века с нашим "клиповым сознанием" до страстей каких-то купеческих детей и их родителей?! Словом, обозреватель Newsinfo отправился на премьеру больше из уважения к театру, к режиссеру, к хорошо знакомым актерам, чем из профессионального интереса.

И только после премьеры он понял: как хорошо, что его обозревательские мозги в тот день были очищены от обычного профессионального занудства! Ибо с ним давненько не случалось, чтобы на театральном спектакле болела душа, и из глаз текли слезы. Лев Дуров подобрал к давно известной пьесе какой-то ключик, который открыл для нас изумительного, если не сказать великого драматурга. Что это за ключик - трудно сказать. Может быть, это - тончайшая "разработка" каждой реплики, каждого характера, каждого диалога, каждого взгляда. Может быть, великолепный ансамбль актеров, которые заиграли так, как давно не играли, видимо, соскучившись по хорошей драматургии. Может быть, гармоничное сочетание режиссерского замысла с изобразительным и музыкальным решением (художник Станислав Морозов, композитор Сергей Корнилов)…Не будем, однако, раскладывать увиденное по "театроведческим полочкам" и поверять алгеброй гармонию этого во всех отношениях значительного театрального произведения.

Автор этих строк сидел и недоумевал: неужели этот замечательный, тонкий и "вкусный", как говорят актеры, текст принадлежит перу Найденова, а не Толстого, Чехова или Горького?! В этом тексте нет явных аналогий с сегодняшним днем, но как же он "стреляет" в нас, поворачивает глаза "зрачками в душу"! Слезы зрителей (а в зале в тот день сидели близкие театру люди) объяснялись еще и ностальгией по тому светлому и чистому искусству, которое всегда нес в своих творениях великий Эфрос. И да простят меня читатели за высокопарный тон, но мне на спектакле вдруг почудилось, что его дух незримо присутствует в зале, может быть, впервые за долгие годы одобряя то, что поставил "Левка" - один из самых любимых и талантливых его актеров.

Думаю, не мог не одобрить Анатолий Васильевич и подопечных своего "Левки", блеснувших великолепной и тонкой игрой. И главная победа состояла не в том, что каждый из актеров был по своему хорош и значителен, а в том, что они сообща тащили "воз спектакля" к конечной цели. Никто не позволил себе лишний раз "хлопотнуть физиономией" или "потащить одеяло на себя". И в этом - еще одна заслуга режиссера. В "Детях" удивительным образом сочетались разные актерские поколения: в старших не было "мэтризма" и высокомерия, а в младших - излишней скромности и пиетета перед авторитетами. Режиссер не только тщательно выстроил общую партитуру действия, но и проработал "звук" каждого "инструмента" в отдельности, будь то первая скрипка или маленькая флейта-пикколо. Кстати, блистательно и трепетно сыграли свои партии милые "флейточки" - Дарья Грачева и Татьяна Ошуркова в ролях младших дочерей Ванюшина. Не говоря уже о главных "инструментах", каковыми стали персонажи Екатерины Дуровой и Георгия Мартынюка.

Клавдия Дуровой - на редкость противоречивое и несчастное существо, лишенное ласки и доброты, да и с годами переставшее к этой доброте стремиться. Но сколько же в ее глазах сострадания к этой нелепой семье, в которой люди не только не понимают друг друга, но и не делают даже шажка навстречу ближнему... Екатерина Дурова, как всегда, использует яркие, резкие, порой грубоватые краски, не боясь показаться непривлекательной и даже убогой. И контраст между этой несчастной судьбой и любовью, которая живет в ее глазах, становится главной драмой пьесы.

Открытие этого спектакля - Георгий Мартынюк в роли старика Ванюшина. Давно не было в репертуаре этого грандиозного артиста эфросовской закваски роли такого масштаба, пронзительности и глубины. Мартынюку никогда не были свойственны экзальтация и открытый темперамент. Он способен вызвать сочувствие и сострадание к своим персонажам совсем другими способами. За внешне не броской, не яркой манерой игры Георгия Яковлевича в этой роли, как, впрочем, и во всех других, скрывается огромный внутренний драматизм и страсть, свойственные лучшим образцам высокой трагедии. Его Ванюшин - глубоко несчастный человек, старающийся не показать этого окружающим. За его внешней напускной строгостью скрывается тонкая и трепетная душа, пытающаяся добром и непротивлением повлиять на своих несчастных и озлобленных близких…

Не сочтите, однако, своего обозревателя за восторженного юнца, готового петь дифирамбы понравившемуся спектаклю, и не заметившего в нем ни единого недостатка. Оные в постановке Льва Дурова, конечно же, присутствуют. Например, не каждому из актеров удается точно соответствовать режиссерскому замыслу: нет-нет, да и просыпается в ином "актер-актерыч", стремящийся сорвать "аплодисмент" бурным проявлением страсти. Не всегда выдерживается ритм спектакля: особенно обидно, когда он "подсаживается" в финальных сценах. Не думаю, что украшает это тончайшее зрелище кровь на оконном стекле после самоубийства Ванюшина - деталь, свойственная, пожалуй, постановкам прежнего главного режиссера театра…Однако, в целом новый спектакль Льва Дурова обещает стать одним из серьезных событий театрального сезона.

Преисполненный добрых чувств, автор этих строк сразу же после премьеры пробрался в необычный и чудесный кабинет Льва Константиновича, где и состоялась наша неспешная беседа.

- Лев Константинович, почему вы выбрали для своего первого спектакля в ранге главного режиссера именно "Детей Ванюшина"?

- Мне хотелось вернуться к тому психологическому театру, которым мы занимались всю жизнь с Анатолием Васильевичем Эфросом. Его портрет, как вы видите, висит над моим столом. Мне казалось, что мы в последнее время изменяем своим прежним традициям, и мне было этого жаль. Когда я прочел пьесу Найденова, то подумал, что это - очень актуальная пьеса, несмотря на то, что написана в 1901 году. Мне кажется, что она - про нас с вами, про семью. Про то, как трудно создать в семье гармонию, как трудно расставаться с детьми, как жаль с ними расставаться. И как мы сами (ведь мы тоже дети) часто бываем жестоки, не задумываемся о том, что мы делаем для семьи, сколько боли мы наносим своим родителям. Но я думаю: раз появляются слезы на глазах у зрителей, цель достигнута. Значит, они сопереживают чьей-то судьбе, а, может быть, думают в этот момент о своей. Это, по-моему, самая высокая, по крайней мере, для меня, награда, потому что рассмешить зал легко, уж очень много мы сейчас смешим. А мне захотелось поставить подлинный, а не пародийный, не шокирующий, не привлекающий зрителя солененьким и "жарененьким". А чтобы зрители шли на что-то очень серьезное, грустное и в то же время очень красивое. Люди ведь приходят в театр за эмоциями, сопережить чью-то судьбу, подумать о своей судьбе. И для того, чтобы досмеяться, и доплакать над чем-то важным, чего в жизни не успели. И досочувствовать людям. Вот ради этого, мне кажется, стоит работать в театре.

- Лев Константинович, на вашем спектакле я понял, что пьеса не только актуальна. Она замечательна, значительна, если не сказать - велика!

- Да, пьеса великая! Даже по языку: такое ощущение, что ты слушаешь музыку, хотя говорятся совершенно нормальные слова. И даже склоки домашние, ссоры слушаешь, как музыку. Найденова, кстати, высоко оценивали и Горький, и Чехов. Антон Павлович даже сказал, что он не может так писать диалоги, как Найденов! Наверное, эта пьеса вызывала некую настороженность, потому что она, вроде бы, про купечество. Один мой знакомый, академик, говорил мне: так купцы не ходят, так купцы не разговаривают. Я разозлился, говорю: "А как купцы ходят? Они что, какие-то особенные?" Это те же нормальные люди! Ведь и Алексеевы - купцы, а из их семьи вышел Станиславский… А если бы не Савва Морозов, миллионер, не было бы Художественного театра! Ведь заниматься бизнесом - это особый талант. Вот у меня его нет, я бы проторговался бы мгновенно и как купец бы никуда не годился! (Смех). Был бы самой последней низкой гильдии. А дедушка по маминой линии у меня был купцом. Кстати, в спектакле я нахально повесил его портрет. Его фамилия Пастухов, он был обувщик, поставщик двора Его Императорского Величества. Как-то в картине "Мичман Панин" (они там, по-моему, из туфельки пьют шампанское) я увидел на стельке: "Пастухов"! Я горжусь, что мои предки тоже были купцами, и очень серьезными купцами! Но эта пьеса - не про купцов, она про людей, про семью. А купец - это профессия, занятие. Мне казалось, что эта семья состоит из личностей, начиная с девочек и Алеши, самых молодых, и кончая Константином, человеком жестким, который потом прибрал весь дом к рукам. Так и должно было быть, потому что он сильный, волевой человек, который готов подавить кого угодно. И страшно, что он приходит и садится во главе семейства. Наверное, в этом и трагедия этой семьи: и девочки со временем покинут этот дом, многие разбегутся, не выдержат его деспотизма. Но это будет другая пьеса.

- Меня поразила страшная метафора в конце: общая фотография, уже без отца, но ощущается тлен, чувствуется, что родовое гнездо разоряется…

- Конечно! Потерять лидера всегда трудно. Особенно в семье, когда уходит добрый дедушка, который держал весь дом в руках. Тогда начинается ломка, распри. Я в своей семье никогда не знал этого, у меня ни папа, ни мама никогда в жизни не ссорились. Может быть, поэтому эта пьеса была для меня такой болезненной, я думал: ну, не должно быть так в семье, должно быть как-то иначе! Семья - это что-то гармоничное, теплое и доброе! Чем лучше семья, тем лучше и держава. Чем семья болезненнее, разрозненнее, тем и держава болезненнее и разрозненнее. Держава ведь состоит из семей…

- Мне кажется, что ваш спектакль не только о семье, он ведь о России в целом! Люди в зале плакали от того, что видели ту Россию, которая могла бы быть…

- Да. Я ведь и назвал пьесу "Дети?!". Мне показалось, что "Дети Ванюшина" сужает смысл до истории одной семьи. А вот "Дети", да еще с вопросительным и восклицательным знаком - это уже про все человечество, про нас всех. Я интернационалист, но это - очень русская пьеса, это русская семья. Но я думаю, что то же самое происходит и в еврейских, и в таджикских, узбекских семьях… Ведь в старой России, как и на Востоке, к родителям всегда относились с почтением: им даже руки целовали с утра. И это не подобострастие перед папой или мамой, это уважение: дети целовали те руки, которые их кормили, водили на прогулки.

- Пьеса, конечно, хороша, но не будем умалять достоинств авторов спектакля. У меня на спектакле возникло ощущение, что ваш театр возвращается к Эфросу…

- Мне очень приятно слышать такие слова. Я очень хорошо знаю то, чем занимался Анатолий Васильевич Эфрос. Эт, прежде всего, разбор всех психологических нюансов роли. А так как дух Эфроса все равно витает в этом театре, и с актерами было очень легко. Вот Гера Мартынюк очень боялся играть, и пьеса ему казалась какой-то мрачноватой, он говорил, что никогда такой роли не играл. Я отвечал: "Вот увидишь, все будет замечательно". И мне кажется, что он играет просто прекрасно. Да и все актеры - тоже. Мне кажется, что я не ошибся ни в ком, по-моему, все точно. Мне повезло: у меня есть замечательный композитор Сергей Корнилов, я просто открыл его для себя. Станислав Морозов - великолепный художник, именно такую декорацию я хотел! И замечательный балетмейстер Марина Гладилина, которая поставила "пластику"! Я ей как-то сказал, что мне нужен проход купеческого клана по городу. Сережа Корнилов тут же написал номер "Аль Капоне из Нижнего Новгорода". А она это блистательно поставила. Мне очень нравится эта сцена, когда они идут в церковь, там такая мощная музыка, наступательная, когда это семейство, сплотившись, идет в церковь под колокольный звон.

- Лев Константинович, а сами вы сыграете главного героя?

- Нет, не буду. Гера Мартынюк очень хорошо играет, это было бы с моей стороны нечестно. Мы ведь вдвоем были назначены, и я сразу с Герой договорился, что, мол, мы с тобой совершенно разные, мы друзья, нам делить нечего. А потом, когда я увидел, что он репетирует замечательно, то понял, что мне лучше остаться в зале, как режиссеру и не распыляться, не лезть туда. Потому что, с одной стороны, это будет просто нечестно по отношению к нему: зачем я его буду дергать, а с другой стороны, я спокоен, потому что у меня главный герой состоялся, и я ему очень сочувствую. И вообще, я Георгия люблю, я без него вообще никогда не обходился, он у меня во многих-многих спектаклях играл. Он - человек с удивительным, редким чувством юмора, человек ироничный по отношению к себе, и в то же время очень хороший товарищ, хороший актер. Нет, пускай играет Георгий, а я буду в зале, или, скорее всего, за кулисами. Когда идет спектакль, я так боюсь заходить в зал: бегаю за кулисами, сижу в гримуборных с актерами и слушаю по трансляции, потому что каждый спектакль для меня - это какой-то экзамен, в зале можно умереть! Какая-то ерунда на сцене случится, а тебе кажется, что земной шар остановился.

Павел Подкладов