МЫ и КУЛЬТУРА: Хочешь расцвести – пользуйся актерской терапией!

Гротовски начинал, как обычный режиссер польского театра, но очень быстро понял, что старый театр, театр "клиента и актера-куртизана" должен быть разрушен. (Великий режиссер сравнивал профессию актера с ремеслом проститутки и считал, что они недалеко ушли друг от друга). Отчаявшись обрести истину в "светском" театре, Гротовский с учениками отгородился от мира и занялся самопознанием и самосовершенствованием…

Newsinfo обратилось к одному из самых значительных российских режиссеров Валерию Фокину, который хорошо знал и общался с Гротовским, с просьбой рассказать о великом реформаторе сцены.

- Вы, как известно, общались с Ежи Гротовским. Что вы считаете главным в его жизни, в его учении?

-Мне повезло: я в 60-е годы и во второй половине 70-х имел счастье встречаться с Гротовским и даже вместе работать в Польше. Трудно говорить о нем в такой короткой беседе…Сейчас, слава Богу, вышел второй сборник, довольно подробный, где напечатаны его работы: "О бедном театре", статьи, исследования об актерском тренинге. Книга дает объемное представление об этой фигуре. Это человек, который является одним из самых крупных реформаторов театра. Безусловно, он стоит в одном ряду со Станиславским, Брехтом, Арто и другими великими людьми. Стоит уверенно, без всяких натяжек. Самое главное его достоинство в том, что он ушел от театра как такового, театра, который "обслуживает" зрителя. Который лучше или хуже, более или менее талантливо развлекает зрителя, успокаивает, отвлекает. Он ушел в сторону театра, который изучает зрителя, изучает себя, когда артист является в первую очередь предметом исследования. И зритель в этой ситуации становится участником некоего эксперимента или действа, которое, кстати, ведет родословную еще от старинных театров, от обрядов, от ритуала. Он становится непосредственным эмоциональным живым участником этого действа. При этом зритель не обязательно должен вовлекаться в это действо, но он, как свидетель, присутствует при некоем событии, что происходит именно сейчас, на твоих глазах, в эту секунду, непосредственно в организмах артистов. Они ничего не играют, не изображают, не представляют, они просто проживают всей силой своего организма какие-то исключительные импульсивные ситуации, которые даже, может быть, вообще в жизни человека случаются один-два раза. При этом происходит движение к театру, который основан на подлинности. Здесь уже имеет место не просто сценическая правда, это - больше чем правда. Здесь идут параллельно и жизненные, и театральные процессы.

Гротовский ушел от традиционного театра в чисто лабораторные изучения: через голос стал изучать тело. Дело было не в том, чтобы артист хорошо двигался, это - норма. Он стал изучать тело, как проводник энергии, как основу физической памяти, потому что только тело сохраняет память даже на генетическом уровне. Мы иногда удивляемся, что наше тело способно сделать что-то похожее на физические проявления наших предков. Это и есть генетическая память, идущая от ситуаций, от конкретных людей. Гротовский стал двигаться в сторону открытий в области человека и стал его изучать, как Достоевский. Он говорил, что самая великая тайна - это человек, ее надо разгадать. Ко всему прочему, он был очень талантливым режиссером. Когда он был молод и только начинал, ему прочили большую карьеру в "Старом театре" в Кракове. Там он поставил несколько спектаклей, но потом ушел из этого провинциального театра и посвятил всю свою жизнь "открыванию" нового пути в театре.

- Валерий Владимирович, судя по тому, что вы сказали, Гротовский и его учение - это достаточно замкнутая система, так сказать, "искусство для искусства". Оказывают ли сейчас находки Гротовского влияние на современный театр?

- Нет, это - не замкнутая система. Потому что тренинги Гротовского, изучение собственного тела и работа над совершенствованием собственного актерского организма - это не просто чисто профессионально-ремесленные задачи. В результате любой человек обогащается, развивается, раскрывается. Ведь мы же себя не знаем! Мы же вынуждены в силу целого ряда обстоятельств в жизни носить разные маски. Мы все время себя сдерживаем, мы живем половинчато, мы не действуем до конца. Гротовский и в своем театре, и в исследованиях человеческих возможностей организма работал почти как врач. У него был даже такой термин - "актерская терапия". К нему съезжались актеры со всех концов мира (это было на моих глазах, во Вроцлаве) для того, чтобы освободиться от штампов, для того, чтобы раскрепоститься, найти другую свободу, освободить голос. Но не в узкоремесленном, утилитарном плане, а в человеческом. Они хотели освободить себя от целого ряда "зажимов", в том числе, и духовных которых мы даже за собой не замечаем. Нет, это не просто замкнутая система! Он людей раскрывал, они расцветали, они себя обнаруживали как личности, даже не подозревая о себе такое. Кстати, в его "послетеатральных" и даже "паратеатральных" опытах участвовали люди не только актерских профессий: это были и врачи, и хирурги, и школьники, и инженеры. И они в субботу-воскресенье ходили вечером с ним в горы, где занимались вот такой парапсихологией, работой на природе, и возвращались совершенно новыми людьми. Поэтому значение его опытов огромно еще и в философском плане.

Что касается нашего театра, то, мне кажется, что Гротовский оказал на него очень серьезное влияние. Прежде всего, тем, что он стал изживать "наносную" правду, "ложный театр", вранье, которое у нас было принято на сцене, особенно в 60-е годы. Он давал нам возможность увидеть правду малых сцен, правду "приближенного артиста", который не должен врать, не может врать. Другое дело, что потом это тоже превратилось в своего рода штамп. Сегодня мы видим, как артисты часто бывают органичны на уровне телесериала. А за этой "правденкой" ничего настоящего не стоит. Гротовский был против этого. Он оказал сильное влияние и лично на меня. Это вовсе не означает, что я - его "прямой" последователь. Я уже давно не занимаюсь тем, над чем он работал в театре. Но его влияние, прежде всего, с точки зрения этики, с точки зрения отношения не просто к профессии, а понимания, что ты не должен себя тиражировать, а должен каждый раз ставить перед собой новые задачи, живет во мне до сих пор. Я думаю, что он оказал влияние и на Анатолия Васильева.

Сейчас, конечно, во всем мире и в России тоже родилось очень много подражателей Гротовскому. Они порой под маской псевдоистеричности и псевдоэмоциональности демонстрировалось якобы то, что проповедовал Гротовский. Ничего подобного! Гротовский вовсе не в этом! Его влияние как на русский театр, как и на европейский, - прежде всего, в области лаборатории, в области отыскания настоящего, не показного в театре.

Материал подготовил Павел Подкладов