МЫ и КУЛЬТУРА: Эй, вы, задние, делай, как я… - 25 июля 2003 г.

Слово "Таганка" в то время произносилось с придыханием, с ощущением некоего запретного плода. Или с нотой счастливого превосходства, если тебе повезло попасть на какое-нибудь практически недосягаемое таганское зрелище. И, конечно, главный вопрос, который задавали завистливые слушатели твоих "рассказов-рецензий", - видел ли ты ЕГО…

О нем в народе слухи пошли в середине-конце шестидесятых. До провинции, где жил в то время автор этих строк, они долетали, обрастая домысленными, а порой и немыслимыми подробностями. Сидят вокруг "Яузы" или "Кометы", - и внимают еле слышным хрипам под гитару. Подходит новичок, спрашивает: "Кто такой?". "Высоцкий", - отвечают. "Что за Высоцкий?" "Геолог, песни сам пишет!" "Ты чё, какой геолог, он летчик. Мне дед рассказывал, он с ним воевал!". "Сам ты летчик! Он - "в законе", четвертак на зоне отсвистел!" И так далее…

В тот страшный день 23 года назад какая-то неведомая сила вытолкнула автора этих строк из метро, и ноги сами привели на площадь к дому с транспарантами, на которых огромными буквами было начертано: "Маяковский! Послушайте!", "Товарищ, верь!" и, наверное, какие-то другие названия спектаклей культового театра. Но кучка людей толпилась не возле касс, как обычно, а около громадного окна-витрины. На ней был прикреплен небольшой листок с сообщением о том, что 25 июля умер ведущий артист театра Владимир Высоцкий…

Слухи о смертях Высоцкого бродили по Москве и раньше. Может быть, кто-то вспомнит:

За упокой Высоцкого Владимира

коленопреклоненная братва,

разгладивши битловки, заводила

его потусторонние слова.

Владимир умер в два часа

и бездыханно

стояли полные глаза,

как два стакана.

А над губой росли усы

пустой утехой,

резинкой врезались трусы,

разит аптекой.

Спи, шансонье всея Руси,

отпетый.

Ушел твой ангел в небеси

обедать…

Но в Склифосовке -

филиал Евангелия.

И воскрешающий сказал:

"Закрыть едальники!"

Твоею песенкой ревя

под маскою,

врачи произвели

реанимацию.

Ввернули серые твои,

как в новоселье.

Сказали: "Топай, чти ГАИ,

пой веселее…"

Строчки были написаны одним из нынешних стихотворцев-мэтров, наверное, году в 75-м. И к тому были основания: теперь-то мы знаем биографию Владимира Семеновича наизусть. Но этот листочек на стекле 25 июля не оставил надежды и оторвал кусок от души. Ты понял, вернее, почувствовал, что стал сиротой. И выхода из этого тупика не было. Потом была огромная трагическая очередь от театра до Котельнической набережной (представляю, что бы было, если б Москва была в тот день открытой!). Надежды попасть ко гробу не было, но очередь упрямо продолжала стоять. Потом были такие же очереди на Ваганькове, цветы, фотографии из-под полы, сотни магнитофонов, бутылки возле могильной ограды, свечи. И пронзительные глаза на портрете, тонувшем в море роз и гвоздик.

Долго не спасали "ни Верка, ни водка"…При любом упоминании о нем непроизвольно лились слезы, и спазм сжимал глотку. Собиралось все, что печаталось: и официально, и в самиздате, хотя и там было предостаточно и елея, и желания примазаться к славе великого человека. Самые близкие друзья хранили молчание. Сева Абдулов три года не мог вымолвить ни слова о друге, душа разрывалась… Потом ошарашили появившиеся обоймой - "Прерванный полет" Марины Влади, какие-то страшные подробности о пьянках и наркоте, разборки близких и родных. Но это отлетало, отшелушевывалось. Важнее были его книги, сборник из 17 винилов, за очередным выпуском которого выстраивались громадные очереди, потом - семь великолепных дисков, выпущенных лучшим другом Мишей Шемякиным. И, конечно, фильмы, в которых его глаза были близко, и голос звучал, как орган.

Один-единственный раз посчастливилось видеть его на сцене, чудом уговорив спекулянта продать дорогущий билет на "Гамлета". Все и сейчас помнится до мельчайших подробностей. В зал пускали минут за 15 до начала. На сцене, подпирая спиной кирпичную заднюю стенку, сидел в свитерке и джинсах худенький человек, и что-то напевал под гитару. Не знаю, что чувствует кролик перед удавом, но автор этих строк (впрочем, наверное, каждый зритель тоже) просто цепенел. И уже ни на секунду не отрывал взгляд от кумира. Все было хорошо в этом спектакле: и знаменитый вязаный занавес, и таганские первачи-актеры, и мощный любимовский пафос. Но сердце и мысль принадлежали только одному человеку…И насытиться им было невозможно.

Говорили, что Высоцкий - поэт своего времени. Его песням и стихам предрекали скоре забвение. Не знаю, нужны ли они нынешней молодежи, азартно вгрызающейся в капитализм. Но радостно было слышать, как известный бард недавно сказал, что если принять творчество Володи за единицу, то никто из нынешних не поднимется выше значения 0,5.

Но актерство, поэзия и музыка - это далеко не весь Высоцкий. Высоцкий для любого мужика - проверка "на вшивость". Слабеешь, прогибаешься, плывешь по течению, "бабеешь" - вспомни Володю. Послушай его песню, разогнись и выбирайся своей колеей. Делай, как он…

Павел Подкладов