«Не от дерзких мечтаний, всегда раздражительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершенствования всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к нам путем законным, для всех отверстым, всегда приняты будут нами с благоволением. Ибо мы не имеем, не можем иметь другого желания, как видеть Отечество наше на самой высокой степени счастья и славы, Провидением ему предназначенной», - говорилось в манифесте, который Николай I издал по случаю своей коронации, к 22 августа 1826 года.
Звучит высокопарно, как и полагается сообразно торжественности момента, но в целом прогрессивно и оптимистично - как будто Россия вступала в золотой век своей истории под руководством мудрого и милостивого правителя. Поначалу Николай I проявлял себя либералом - вернул Пушкина из ссылки, назначил Жуковского главным наставником своего наследника, да и казнь пяти декабристов была единственной за 30 лет его правления (тогда как, для сравнения при Петре I и Екатерине II казни исчислялись тысячами, а при Александре II - сотнями); впрочем, при подавлении польского восстания погибло более 40 тысяч человек.
Но Николай I войдет в анналы истории под метким и красноречивым прозвищем «Николай Палкин», которым наградил его Лев Толстой. Скажем лишь, что в год коронации при Императорской канцелярии будет основано Третье отделение - тайная полиция для слежки за «состоянием умов» в государстве.
Насчет самой коронации были сомнения - причем чуть ли не до последнего момента. По сути это торжественная формальность, которая тем не менее требовала колоссальных затрат и масштабных приготовлений. Планировалась она на июнь, но потом была отложена из-за траура по скончавшейся 4 мая в Белеве вдовствующей императрице Елизавете Алексеевне. А государь был занят делом декабристов, и пока шло следствие, вообще ни на что отвлекаться не желал. После же - когда с мятежниками было покончено - вроде бы освободился, но вопрос о коронации так и висел в воздухе.
Публика и в Петербурге, и в Москве впала в ажиотаж. Дошло до того, что одна придворная дама - графиня Каменская - пошла спрашивать разъяснений у популярного тогда прорицателя монаха Авеля. Старец ответил гостье: «Не придется вам радоваться коронации». Услышав рассказы дамы о странном и тревожном пророчестве, подданные забеспокоились еще сильнее. Отсутствие коронации вообразить себе не могли - так что же такое может случиться?
Кстати, предсказание Авеля сбылось, пусть и не совсем так, как полагали в Москве и Петербурге. Незадолго до коронации (она, как мы знаем, все же свершилась) Каменская впала в немилость у государя и не просто осталась без полагавшегося ей ордена Святой Екатерины I степени, но и вообще не попала на торжество - ей запретили. Старца же, взбаламутившего почтенную публику, арестовали и посадили в тюремное отделение Спасо-Ефимьевского монастыря - чтобы впредь неповадно было.
Кстати, коронация тоже связана с монастырем - только с другим, с московским Новодевичьим. Возле него на пустыре под названием Девичье поле решено было устроить народное гулянье в честь празднества.
«По всему полю стояли столы, убранные самым привлекательным образом - березки, яблоками унизанные, разноцветные корзинки с калачами, ветчинные окорока, жареные птицы и баранина, мед, пиво, наконец, бараньи головы с золотыми рогами на блюдах, покрытых красной каймой», - описывала подготовку к гуляньям одна из газет того времени. Возле праздничных столов установили фонтаны - два больших и 16 малых, из которых по задумке организаторов должно было проистекать белое и красное вино.
С этой роскошью контрастировали атрибуты праздника, привнесенные самим виновником торжества - со свойственной ему страстью к муштре и строгим правилам. Перед входом на поле были развешаны гигантские афиши, на которых будущим участникам гуляний четко предписывалось, чему и как радоваться. По первому сигналу всем полагалось встать у скамеек напротив тех мест, которые они собирались занять. По второму - усесться за столы. По третьему - приступать к трапезе.
Николаю I была свойственна странная наивность: он всерьез верил, что в нашей стране все может пройти по расписанию. Это несколько десятилетий спустя, в конце века, отечественный физиолог Иван Павлов научит собак пускать слюну по звонку. А чтобы русский человек начинал трапезу по сигналу - да еще когда перед ним столы ломятся от яств? В общем, как только прозвучал первый сигнал, по которому полагалось встать у скамеек, честной люд ринулся к блюдам что есть мочи.
«В минуту не стало ни обеденных столов, ни расставленных на них припасов. Кучи позолоченных калачей и пряников рассыпались, быки и бараны как будто провалились сквозь землю, стены и скамейки разобраны по доске, и на том месте, где был стол яств, виднелась только сплошная волнующаяся толпа народа», - вспоминал происходившее очевидец событий.
Пока голодные варварски расправлялись с кушаньями, жаждущие устремились к фонтанам с вином, которые как раз начали бурлить белым и красным. Через четверть часа после начала праздника на месте щедрого застолья осталось «одно только голое, истоптанное поле».