Это очень странная книга, но не очень странное явление — человек пишет прозу, становится популярен, затем что-то щёлкает в его голове, и он начинает писать литературные эссе и поучения о смысле жизни. Но потом это щёлканье повторяется, и начинаются странные преобразования из учителя (писателя уже нет) в политического трибуна.

Михаил Веллер вещает, как пророк, топает ногами: "Быть месту сему пусту! Придёт к вам глад и мор". Так прямо и пишет: "Сегодня Россия обречена" — это, собственно, первая фраза. Дальше — удивительное сочетание проповеди с призывами к топору. Негодяев — в расход, а стране нужен диктатор.

"Диктатура — это резкое и беспощадное сужение прав и полномочий бюрократического государственного аппарата с одновременным сосредоточием сил и средств на первоочередных нуждах народа и страны. ДИКТАТУРА НЕ ЕСТЬ ВЫСШАЯ ФОРМА БЮРОКРАТИИ. Напротив. О другом говорим мы. ДИКТАТУРА ЕСТЬ ФОРМА УНИЧТОЖЕНИЯ И ВРЕМЕННОЙ ОТМЕНЫ ЗЛОКАЧЕСТВЕННОЙ БЮРОКРАТИИ".

У Веллера, кстати, здесь довольно много заглавных букв, которые в современной письменной традиции — например, в Интернете — означают крик.

Оставим на время вопрос, уничтожает ли диктатура бюрократию или временно её отменяет, и как это всё сочетается. Дело в ином. Помните у классиков? "Идут мужики и несут топоры, что-то будет". И другое: "В его "Истории" изящность, простота / Доказывают нам, без всякого пристрастья, / Необходимость самовластья / И прелести кнута".

"Изящности и простоты", впрочем, у Веллера мало. Он кричит со своих страниц, как пассажир парохода, ворвавшись в салон-гостиную: "У нас пробоина! Мы все умрём! Корабль тонет. Вздёрнуть капитана! Назначим консулов в судовой комитет!".

Иллюстрируя свои апокалиптические предсказания, писатель совершает массу открытий. Вот Веллер говорит об исключительной агрессивности ислама и попутно "хлопает по плечу" остальные религии, отмечая их миролюбие: "А вы когда-нибудь слышали, чтобы первые христиане бегали с оружием и проповедовали насилие? Гм. Веками первые христиане, давали себя казнить по-всякому, только молились и в лучший мир верили". Поглядим в Евангелие от Марка, 14, 47: "Один же из стоявших тут извлёк меч, ударил раба первосвященникова и отсек ему ухо". Даже апостолы, как мы видим, тоже по-всякому поступали.

Но когда человек захлёбывается собственными словами, когда он путается в обобщениях, как любовник в брючинах, то сложно ждать от него исторической достоверности. Панический крик должен быть очень хорошо подготовлен и не в коем случае не казаться смешным. Но тут не до щепетильности. "Хватай мешки, вокзал отходит".

Веллер пишет: "Сегодня — время крутых мер! Воров — на фонари, наркоторговцев — к ближайшей стенке! Чиновник-взяточник? — расстрел с конфискацией!".

Нет, всякий пассажир имеет право сообщить о пробоине. Другое дело — сеять панику.

(Веллер М. "Великий последний шанс". — СПб. Пароль, — М.: АСИ.)