Проза Гришковца заметно приблизилась к классическим литературным канонам, словно в ответ на разговоры злопыхателей об отсутствии у него писательского таланта. И хотя его язык по-прежнему остается разговорным, шутливым, со смешными ошибочками, он не просто говорит о своих героях, а РАССКАЗЫВАЕТ. Совершенно неожиданно устанавливается тонкая, но несомненная граница между "бытовухой" и литературой в рассказах Гришковца. Писатель по-прежнему не облекает простые истины в красивые витиеватые выражения, но его "просторечье" и небрежность теперь аккуратно отполированы. Говорить так мягко, стройно и логично в обычной жизни не получается, это — язык хорошо знающих текст актеров, язык в сотый раз пересказываемой байки или анекдота. Но ведь слушателю и не диалог интересен, а актерская игра, и не столько сама байка, сколько новые подробности, прирастающие к ней при каждом пересказе. А играет и травит анекдот под названием жизнь Гришковец блистательно.

Наконец-то отвлекаясь от вечной привязки к собственной личности (но не оставляя своего пристрастия к автобиографичности сюжета), автор заговорил от третьего лица, разбавляя неторопливое обыденное жизнеописание немудреным, но действенным экзотизмом. Восемь разных историй, собранных под обложкой "Планки" заставляют читателя испытать гамму самых разных чувств: от радости и предвкушения счастья до злобы и бессилия. Причем совершенно не важно, кто он, этот читатель: герои Гришковца, как обычно, универсальны и одинаково обаятельны как для молодых людей, так и для старшего поколения. История о том, как хороший поступок превращается в самую большую в жизни ошибку, — в рассказе "Шрам". Повесть о скуке матроса-призывника на корабле в трилогии "Другие". Смешная и грустная "Лечебная сила сна", где несчастному мелкому чиновнику страсть как хочется выспаться, а жизнь до поры отказывает ему в этом, таком простом и нехитром счастье. И рассказ "Планка" окончательно раскрывает общий смысл книги: планка жизни неумолимо падает, а остановить ее, а уж тем более повышать — непросто. Нужно обогатиться самым значимым – мудростью. А с этим у незаметных "маленьких людей" нашего времени имеются значительные трудности.

Все эти истории вполне могли бы случиться с любым из нас, поэтому их не читаешь, а переживаешь, словно вчерашний день, или с удовольствием примеряешь на себя, как грядущее в скором будущем приключение. Мораль гришковецких рассказов начисто лишена поучительности, часто с ней соглашаешься — одобрительно или поневоле.