Парижестан

Картонов немного, картоны похожи, но не сходить на Ваграняна – это не только пропустить очередное событие в живописи, но и не уловить чего-то в самих себе. Потому что Восток, его ковровость и жар, абсурдность и страсть – все-таки дело лично каждого.

К таким, как Варданян, обычно прилипают искусствоведческие штампы вроде декоративности, цветописи, орнаментики, экспрессии форм, барочной перенасыщенности, сложности фона, внутренней энергетики и т.п. Поэтому надо идти самим. На этой выставке чрезвычайно много чаш, чашек и фруктов, главным образом, лимонов. Чашки не стремятся быть фарфоровыми – это, скорее, чьи-то сложенные в горсти руки, а все без исключения лимоны – темные, медовые, делятся с вами своими сердцевинами и разбросанными тут и там корочками. Варданяновский натюрморт все на свете превращает в емкости, измельчая до орнамента и укрупняя до живого, дышащего, разноцветного тела. Все двигается, группируется, общается и льнет друг к другу в каком-то мягком, золотом и жизнерадостном свете, создавая впечатление фрагмента огромного ковра-не ковра, а скорее, мечты о ковре.

Не обязательно искать здесь фрагменты восточных культур – индийской, персидской, узбекской. Потому что было два события – походы с бабушкой в Ташкентский художественный музей, где были фламандцы, голландцы и итальянцы, и свадьба с узбечкой Даимой, художницей. А потом Максим, нигде не учившийся живописи, кроме как у своей жены, и не знавший Востока, кроме как от своей жены, сразу взорвался фонтаном картин. Москва и Париж тоже были почти сразу. И европейские кураторы не дали опомниться – Варданяну всего-то сорок три года, а на его счету уже более 30 выставок. И Европа не дала расслабиться – заставила думать. Поэтому работы Варданяна хорошо, по-европейски организованы, да и сам он очень уважает именно за это русских европейских художников. Правда, сам Варданян связывает такую организацию с ткачеством. Когда пишешь – не знаешь, что выйдет, но фактура картона, краска и кисть диктуют какой-то собственный закон, как это делают ткань, нить, игла.

Европейская линия и восточный мазок какое-то время конфликтовали в работах Варданяна, а потом каждый фрагмент отточился до "портрета".

Портрет – вторая стихия Варданяна после натюрморта. Портреты декоративны, но личный вклад Варданяна в теорию Востока делает свое дело – рисоваться у него, говорят, очень приятно. На выставке можно увидеть несколько портретов в костюмах Арлекина. Вообще первое впечатление от выставки – зайти и выйти. Сделайте милость! Потом вернитесь, и так – несколько раз. Зато потом эта ткань будет сидеть на вас как влитая. Так меряют одежду, не до конца понимая, стильная она или все-таки добротная. Был бы такой народ – варданяне – это стало бы его национальным костюмом.

Не случайно живописец "балуется" дизайном тканей, аксессуаров, духов, делает ширмы – заставляет живопись двигаться. Вообще варданяне могли бы жить где-то на границе Италии, Византии, Индии и Франции, потому что на единственной представленной ширме красуются нежные, как рублевские ангелы и Леонардовы Джоконды и грациозные как баядерки… индюки.

Варданян избежал кухонных споров 90-х, конструктивистской гильотины, он был и есть от рождения живописец. Его хвалят за то, что он не стал фотографом и стилистом. Но он устраивает хэппенинги для парижской богемы вместе с Готье, Кензо, Галлиано и дружит с фотографами. Его хвалят за то, что он талантлив. Но его натурщики – сплошь аристократы. У него трое детей, с которыми некому сидеть. Но у него есть персональный коллекционер, скупающий все его картины. Странное время, не так ли?

Выставка продлится до 22 декабря.