Ольга Гуревич: "Хочу заставить человека думать"

Сама Ольга считает, что ее стиль в живописи близок к "суровому" – экспрессивные, лаконичные по форме и цвету произведения. Так рисуют Наталья Нестерова, Айдан Салахова. Хотя говорить о том, что Ольга кого-то копирует – неправильно. Только собственное творчество, не ограниченное никакими образцами. Поиск. Такую живопись не все понимают. Поэтому часто приходится рисовать на стенах в домах у людей, которые могут себе это позволить. Заказы – вообще особая история. Они – способ заработать, чтобы купить кисти, краски и продолжать рисовать то, что нравится. Компромисс? Нет. Просто коммерция. Что, впрочем, никак не исключает творчества.

Newsinfo: Есть что-то в современной живописи, что ты не воспринимаешь категорически?

Ольга Гуревич: Фотореализм не воспринимаю вообще. Потому что я считаю его совершенно ненужным, никчемным, он вообще себя изжил. После того, как появилась фотография, фотореализм вообще потерял какое-либо значение. Я до сих пор не понимаю, почему им занимаются. Потому что хочется, чтобы было как на фотографии. Потому что заказчик, как правило, говорит: я хочу, чтобы было как на фотографии. Сразу хочется сказать: ну сделай ты себе хорошую фотографию, с отличной техникой, и повесь ты себе в рамке! И все, и не мучай себя! Даже не надо брать кисти, уже техника все это перешагнула. Почему наблюдается все равно какой-то кризис даже и в изобразительном искусстве? Потому что художник всегда пытается выйти за рамки всего этого, найти смысл в живописи, эту тайну искусства. И что, собственно, всегда всех привлекало? Почему платят за выставки, за все вход платный? Потому что это действительно платят за тайну, за тайну вот этого искусства. Посмотреть на то, как это рождается. А платить за фотографию, просто написанную краской, - глупость совершенная. Вот этого я не понимаю.

Newsinfo: Тебя часто просили написать в жанре фотореализма?

Ольга Гуревич: Ну, как правило, все заказы основные, за которые падают деньги, – это сплошной фотореализм. Даже эти росписи в домах – это те же самые фотообои. Просто сейчас они сделаны художниками, это ручной труд. Стоит дороже. Но нам приходится этим заниматься, потому что надо же на что-то кушать и те же краски с холстами покупать. А так – закажи ты себе фотообои, дешевле получится. Любое – привезут, переведут прямо на стену, и все будет просто идеально! Но почему-то заставляют художников этим заниматься!

Newsinfo: В живописи можно придумать что-то новое?

Ольга Гуревич: Конечно, можно. Я, во всяком случае, верю, что можно. Иначе нет смысла заниматься этим вообще. Потому что, как правило, любой художник ставит себе какую-то цель. Потому что если он не развивается, если он топчется на одном месте, то, как правило, многие вообще бросают этим заниматься из-за этого. Потому что человек перешел какой-то этап, а дальше не поднялся на какую-то ступень.

Newsinfo: Ты представляешь себе такую ситуацию, что ты бросишь живопись?

Ольга Гуревич: Ты знаешь, очень много известных художников... Я, кстати, вспомнила одну из последних выставок – Снегура. Тоже, кстати, известный художник. Мы у него потом сидели в мастерской, и я узнала, что он, оказывается, три года вообще не работал в живописи, вообще не занимался этим. Он занимался какими-то делами, махинациями – ну я так, для себя это определила – своими какими-то проблемами, которые к искусству не имели вообще никакого отношения. Очень многие могут остановиться. Или просто время такое, или какие-то сложности возникают. Жизнь же угадать невозможно. То, что будет дальше, непонятно. Надеюсь, что не брошу. Не хочу. Элементарно жалко то, что я столько лет этому посвятила, и вот так вот позорно убежать. Пока поборюсь, там видно будет.

Newsinfo: А бороться много приходится?

Ольга Гуревич: Да, жизнь периодически так придушивает. Хотя, с другой стороны, очень многие художники сидят без еды и без всего, и неизвестно, чем питаются, но живопись не бросают, занимаются.

Newsinfo: Есть такие?

Ольга Гуревич: Есть. Но, как правило, это все-таки то поколение. Наше поколение все-таки ищет какие-то выходы, куда-то бегает, заказы ищет срочно. Может быть, действительно, хватка другая, может, время так изменилось. Но, в принципе, есть. В Питере есть такие художники. Но там же вообще похуже с заказами. У них меньше заказов. Почему, в принципе, все в Москву едут? Потому что основной барыш-то здесь. Хотя питерцы вообще Москву не очень любят.

Newsinfo: Реклама для художника важна?

Ольга Гуревич: Реклама? Знаешь, я вообще считаю, что изобразительное искусство совершенно несправедливо забыто. В плане освещения выставок. Где мы об этом слышим? Только в "Культуре" и в газетах, специализирующихся на этом. Я считаю, что это можно выносить на такой же уровень, как кино. И вот за счет того, что выкинули информацию об этом, во-первых, народ меньше интересуется этим, развитие гораздо ниже. Раньше как-то больше ходили, в Третьяковку водили. В школе заставят, у них по программе это есть, допустим, посещение Иванова. А так – не хватает. Не знаю, не столько рекламы, сколько информации обо все этом. Я считаю, что, конечно, нужно больше. Просто художники, как правило, очень многие стесняются рекламировать свои выставки. Я считаю, что как-то надо кому-то за это взяться. Салахова, например. Как правило, все такие художники, они за границей очень раскручены, раскручены за счет рекламы. Айдан Салахова, она же дочка Салахова, очень известного художника. У нее своя галерея есть. А кто, собственно, слышал, кто там бывал? Обычные массы туда и не пойдут. Потому что они не поймут. И мне кажется, что тоже надо как бы объяснять эти идеи. Почему о кино так много программ, там все, в принципе, разжевывают зрителю, чтобы его заинтересовать, чтобы он пошел? Может быть, это просто с коммерцией связано, живопись не настолько коммерческая. Поэтому ее так мало освящают.

Newsinfo: То есть, в принципе, коммерция неразрывно связана с живописью?

Ольга Гуревич: Я считаю, что она должна помогать. Чтобы вообще появился стимул у художника, чтобы шло дальше это все, чтобы не было застоя. Потому что если будет это все раскручено, то и художника будет стимул делать что-то еще более интересное, что-то еще более глобальное. Мне кажется, это тоже поможет ему как-то прорваться дальше.

Newsinfo: Сейчас существует очень много мастеров живописи, которые раньше никогда не выставлялись. Трудно устроить выставку?

Ольга Гуревич: Ну, не знаю, мне кажется, что отчасти это такое художественное раздолбайство. Потому что почему-то среди художников это распространено. Все хотят, чтобы их нашли и устроили выставки, то есть это не их заинтересованность. С другой стороны, снять зал очень дорого сейчас. И очень многие делают совместные выставки, чтобы меньше платить за зал. Потому что расценки сейчас бешеные. Я знаю, что года два назад снять бокс на "Арт-Манеже" стоило тысячу долларов. Причем там где-то два метра. А представь, вот с нашими работами. Надо же, чтобы это окупилось, чтобы одну работу хоть кто-то купил. Как правило, это не происходит. Потому что, опять же, неизвестное имя. Очень многие не понимают, допустим, такую, как у меня живопись. Говорят, что это вообще мазня. После чего мне хочется сказать: вот на тебе кисточку, возьми и сделай.

Newsinfo: Но ты же говорила, что стиль, в котором ты работаешь, это близко к суровому стилю? Это достаточно признанное направление, и, тем не менее, ты говоришь, что его не понимают...

Ольга Гуревич: Нет, в своей среде все прекрасно понимают, и мы это обсуждаем за каким-нибудь столом, и все, как правило, это понимают. Но ты же тоже заинтересован в том, чтобы твои работы покупались. Тебе говорят: нарисуй мою собаку. И чтобы она была, как настоящая. Это вот я считаю тоже от безграмотности. Никто не знает. Потому что, как правило, человек, который выезжает за границу, он что, пойдет в галерею какую-нибудь? Он скажет: за эту мазню я еще деньги буду платить свои кровные? Потому что все музеи за границей – они же очень дорогие. Вход туда немало стоит. И я считаю, что это совершенно справедливо. Потому что если ты хочешь посмотреть, если ты в этом заинтересован, надо раскошеливаться. Мы же ходим в кино, платим деньги, причем не маленькие. Сейчас же не каждый человек среднего достатка может себе позволить два раза в неделю сходить в неделю. Я считаю, что это то же самое. Но почему-то живопись так вот бортуют. В кино я пойду, а в музей я не пойду. Это, конечно, обидно. Но мы будем бороться! (смеется)

Newsinfo: Это только в России?

Ольга Гуревич: Мне кажется, это только в России. Потому что за границей народ как-то более сведущ, больше продвинут. Опять-таки, больше рекламы. Может быть, за счет того, что у них крупнейшие музеи – частные. Заинтересованные в том, чтобы приносить доход. Естественно, благотворительностью никто уже не занимается. Морозовы – это уже в прошлом. Коммерция. Больше рекламы. А у нас же все это на государственной основе. Как правило, все же крупные музеи – государственные. Те же Пушкинский, Третьяковка. А у нас же на культуру ничего не выделяют. И соответственно, какая тут реклама. Кто будет этим заниматься, кто будет на это деньги выделять.

Newsinfo: А частные галереи? Там не проще выставиться?

Ольга Гуревич: Нет. Они тоже, как правило, платные. Можно выставиться и в Третьяковской галерее, это не проблема. Хоть всю экспозицию сними. На все, кстати, есть свой прайс-лист. Ты можешь с ним ознакомиться, и – пожалуйста, если у тебя куча денег – выставляйся.

Newsinfo: Даже если я совсем не умею рисовать?

Ольга Гуревич: Все кто угодно. Ты можешь рисовать все что угодно. Просто покупается искусствовед известный. Фактически он покупается. И он напишет о тебе гениальную статью. Он докажет, что эта закорючка – это вообще новое веяние в живописи. Даже если она карандашом нарисована. И все, все будет отлично, и все эти искусствоведы придут и будут аплодировать. У нас вот в Суриковском их целое поколение выпускают, пачками штампуют.

Newsinfo: Но Суриковский – это же марка!

Ольга Гуревич: Какая марка, ты что! Вот я прихожу, говорю: я член МОСХа, а меня спрашивают: а это что? Московский союз художников, старейшая организация, ей черт знает сколько лет. Сейчас она уже развалилась фактически. Раньше в нем была непосредственная заинтересованность: агитация, все эти картины. В каждом совхозе висели семейные – я их так называю – портреты доярок. Это же огромная система была. Всех художников отсылали в командировки, в которых они пьянствовали и в последнюю ночь что-то там писали. Это было все поставлено на огромную ногу. И попасть в МОСХ тогда было невозможно. Когда мы общались с художниками, они рассказывали все эти байки. Многие вступали в МОСХ, писали там из серии портрет Сталина – понятно как писали. Сталин, Ленин – это был шаблон. Просто набивали – и все. Подкрашивали, чтобы все было похоже. Сталкивались с тем, что многие не могли написать руки, ноги. Представляешь, если ты Сталину напишешь ноги, как культяпки. На самом деле – это судебное дело. Могли посадить. Другие дописывали. Как этот художник мог попасть в МОСХ? Человек, который не может сапоги написать, не умеет кистью писать – а он учился в престижном вузе.

Newsinfo: Тогда зачем вообще нужен этот МОСХ? Зачем ты туда вступила?

Ольга Гуревич: А для галочки. Для галочки и с надеждой ухватить хоть какую-то мастерскую. Потому что сейчас это единственный шанс хоть как-то бесплатно ее получить. И то, там тоже такая система! Конечно, проще купить. Если бы у меня были деньги, я бы просто пошла и купила, не мучалась. Есть, конечно, способ сделать карьеру. Мне 28 лет, ты думаешь, мне этого не предлагали? Я же знаю, чем все это заканчивается. Банальный вариант – это покупается машина-квартира, потом идет качание прав. Зачем это нужно? Я лучше буду картинки продавать дешево, зато не будет никого, кто будет вваливаться, стучать кулаком по столу и все в таком духе. Зачем эта золотая клетка? Мы работали у девочки, которой 23 года. У нее квартира в центре, и она строит свой дом. Она наняла дизайнера, который ей все это декорирует. Съемная квартира. Понятно, что есть спонсор. На нее посмотришь – это совершенно несчастный человек. Лучше сидеть в комнате, красить свои картинки и быть счастливой. Никого не видеть, не слышать.

Newsinfo: Если все так, как-то можно изменить эту систему?

Ольга Гуревич: Конечно. Мне кажется, с волками жить – по-волчьи выть. Во-первых, юридически надо быть больше подкованной. Не зря же в той же Европе уже есть на это все управа. Это просто уже подсудное дело. Почему я должна приходить, а на меня смотрят не как на художницу, а как на очередную жертву. Я помню, еще когда начинала в училище поступать – художники они ведь все на язык очень злые, и уже тогда нам один педагог говорил: слушайте, девки, да чего вам надо? Вам надо замуж хорошо выйти. Какое вам искусство? Рожайте детей. Да на фиг оно вам будет не нужно! Меня, например, это дико коробило. Может быть, за счет этого я пошла в институт дальше учиться, злоба взыграла: да что-ж такое-то! За людей не считают! Может, это еще отчасти такая мужская логика. Один раз нам даже это обосновали. Один дядька нам как-то сказал очень здравую вещь. Почему все хорошие художники – мужчины. Ну, во-первых, это негласно понятно: им не надо растить ребенка. Элементарно. А во-вторых, мужчина самовыражается так. Он может только то, что сделает руками. А зачем это делать женщине, если она может с минимумом средств создать самое гениальное. А что может быть самое гениальное? Это практически сравнение с господом Богом. Дать новую жизнь. И в сравнении с этим со всем это более неподражаемо, чем то же искусство – чем создавать ту же картину. Какое-то звено здравое в этом есть. Но, например, меня это не устраивает. Мне хочется в другом реализоваться.

Newsinfo: Ты полностью так закопана в творчестве? Какое оно место оно занимает в твоей жизни?

Ольга Гуревич: Это вся моя жизнь. В принципе, чем я еще занимаюсь? Я, так или иначе, занимаюсь искусством для искусства. Получается, я работаю только ради этого. Я не знаю, как там дальше – может, там семейные проблемы появятся. У нас есть свой костяк, мы хотим объединиться в объединение. Одна моя ровесница – она родила недавно. Но там такая сила воли, такая настроенность идти дальше, что ее это совершенно не остановит. Если есть цель. По крайней мере, сейчас мы этим живем. И я надеюсь, что дальше сил у меня хватит.

Newsinfo: Твоя цель в живописи?

Ольга Гуревич: Моя цель в живописи… Ну, вообще, знаешь, что-то глобального в этом нет. Как и в кино. Почему перешли на фильмы, близкие к жизни? Это же тоже направление. Начиная с тех же проектов "Догмы" заканчивая сегодняшним днем – то есть переменили технику съемки, сделали ее максимально приближенной к реальности, без прикрас. Я не думаю, что в картинах надо показывать прямо такую жизнь без прикрас. Все-таки я считаю, что живописное искусство, оно для того и нужно, чтобы отстраниться от этой пакости совсем. Но в то же время хотелось что-то донести людям. Каждый это по-своему делает. Я не хочу говорить пафосных слов. Но все равно хочется что-то сказать этим, не просто так… Знаешь, это все очень сложно. Ты видишь какой-то сюжет, ты вкладываешься в него. И когда ты выставляешь работу, то, по, крайней мере, интересно, доходит эта мысль или нет. Как правило, доходит, так или иначе. Пока остается через это все капать на мозги людям. Пока это все на стадии эксперимента такого. А если вот это выльется во что-то большее, то это будет круто! (смеется)

Newsinfo: То есть ты веришь, что живопись может что-то изменить в человеке?

Ольга Гуревич: Конечно. А иначе вообще нет смысла заниматься искусством. В принципе, я считаю, что цель искусства – это как-то изменить, во-первых, и душевный мир, и вообще, может даже, перевернуть сознание человека. И я верю в то, что это так. Иначе – зачем? Почему мы вешаем картины? Почему я опять-таки возвращаюсь к кино. Потому что это сейчас самое продвинутое искусство.

Newsinfo: То, что ты рисуешь, – это не самые приятные вещи, которые существуют в этом мире. То есть ты рисуешь не для того, чтобы показать прекрасное. Но, как правило, людям неприятно смотреть на то, что говорит им об их проблемах. Ты думаешь, что твоя живопись может быть популярна?

Ольга Гуревич: Ну, ты знаешь, картины все равно есть разного плана. Есть картины, которые именно музейные вещи. Почему они висят в музеях? Потому что человек не может смотреть на них постоянно, именно на эти картины. Вот он может прийти, что-то для себя решает, что-то у него в голове происходит. И поэтому он приходит в музей. Что-то его заинтересовало, и он может еще туда прийти. Понятно, он на эту картину все время не будет смотреть. У меня тоже есть картины такого плана – если ты помнишь, те же самые свиньи головы. Какой безумный человек повесит у себя это в квартире. Ну, а с другой стороны, мы вот ходим на рынок, это все там так же и висит, эти отрубленные головы. Ничего не придумано абсолютно. Это просто я зашла на рынок и выхватила для себя вот этот кусок. Можно было еще круче нарисовать. И вот эти там развороченные туши. Мы же покупаем это мясо, мы его едим.

Newsinfo: Притом, что ты рисуешь это не документально…

Ольга Гуревич: Да. Там нет фотореализма, от которого человека просто бы вырвало, если такое изобразить в этой стилистике. Но, с другой стороны, есть и пейзажи, которые совершенно спокойно будут висеть у любого человека в комнате, где угодно. И, как показала практика, покупают же работы. И не просто пейзажи. Если ты видела "Высоковольтку", я ее для себя называю "Планета Железяка". Но это так и есть. Это Выхино, я там просто жила и гуляла с собакой. Меня поражали вот эти высоковольтки, которые стали совершенно обыденностью жизни, мы там ходим мимо них, облучаемся там под ними, гуляем с собакой, пикники устраиваем под этими высоковольтками. Мне захотелось все это отобразить. В принципе, пейзаж вот такой получился странный, марсианский. А потому что мы марсиане совершенно. Под этими высоковольтками мы марсиане. Там же если жить – там облысеешь, все повыпадет. А получилось то, что эту картину купили, и человеку нравится, он у себя ее повесил. Значит, у человека что-то все-таки ассоциируется, что-то он понимает для себя, почему он приобрел эту картину.

Newsinfo: А головы кто-нибудь приобрел?

Ольга Гуревич: Я думаю, вряд ли кто-нибудь купит это. Если только какой-нибудь продвинутый музей. Потому что Третьяковская галерея вряд ли это купит. Если только после моей смерти я буду суперпопулярна, тогда да. Ну а мне вот, например, она нравится. Хотя я тоже не могу на нее смотреть постоянно.

Newsinfo: Как часто меняется замысел картины, когда ты рисуешь?

Ольга Гуревич: Как правило, не меняется. Если уже есть замысел, если есть в голове идея… Потому что картинка – она же уже есть перед глазами. Ты занимаешься тем, что именно пытаешься ее повторить, как у тебя в голове все это скомпоновалось. Я могу написать, понять, что есть еще что-то по этой теме, и просто взять еще один холст и сделать еще одну работу. Как правило, если есть замысел, то он не меняется. У меня, по крайней мере.

Newsinfo: Расскажи про серию "Памятники". Там есть лошади церетелевские…

Ольга Гуревич: Ты знаешь, это было потрясающе. Я когда туда пришла, я поняла, что я хожу, хожу и возвращаюсь на одну и ту же точку. И я поняла, что не может быть такого, что здесь что-то не то. Потом я поняла, что я не могу отлепить взгляда от этих задниц. Они мне покоя просто не дают! Думаю, ну ладно. Сами напросились. Хотя у нас же очень часто бывает Церетели, он очень любит нашу мастерскую. Не знаю, видел ли он на просмотре эту работу. Кстати, Церетели я уважаю. Я думаю, что он с хорошим чувством юмора.

Newsinfo: Уважаешь как живописца или как скульптора?

Ольга Гуревич: Нет, именно как организатора. Ни как живописца, ни как скульптора я его терпеть не могу! Это ему скажет любой, я думаю, ему это часто говорили, и он это сам прекрасно знает. Он совершенно здравый человек. Пока, во всяком случае. И он прекрасно знает, что он там лепит эти памятники и всем их втюхивает. Потрясающий последний этот памятник! Я когда увидела, очень долго смеялась.

Newsinfo: Какой?

Ольга Гуревич: Его назвали "Вагиной" – "Слеза". А у него все памятники фаллической наклонности. Вот памятник на Тишинской площади – это же просто фаллос! Все его так и называют. Недоделанный этот, который стал Петром, он же был Колумбом. Совершенно гениально. У него там тоже в музее стоит какой-то памятник, там какое-то яблоко, что-то такое. Я сама так и не дошла. Но как организатор – он единственный человек, который за последнее время открыл хороший очень музей, Музей современного искусства на Петровке. Шикарнейшая коллекция. Самое смешное, что он прекрасно разбирается в живописи, он делает хорошие выставки. И выставки молодых художников, неизвестных. У меня есть проект – просто тупо записаться к нему на прием, показать работы. Чем черт не шутит? Может, он мне тоже сделает выставку. Ему наша мастерская нравится, она ему близка. А возвращаясь к этим коням… Не знаю, видел или нет, но он бы посмеялся.

Newsinfo: Есть нормальные люди, талантливые, которые успешные?

Ольга Гуревич: Я знаю из старой команды. Тот же самый наш Павел Федорович Никонов. Его сейчас приглашают на всяческие аукционы, и продаются его картины совсем не по дешевой цене. Та же самая Нестерова. Одна ее картина среднего размера буквально два года назад в Америке стоила 300 тысяч долларов. Как раз к разговору о том, что Нестерова мне очень нравится. И это живопись не слащавая, но просто там больше понимают в искусстве. Был один питерский художник. При его жизни его картины никто не покупал и за бутылку водки. А сейчас Эрмитаж и Третьяковка за них дерутся. Тот же самый Суриков никогда бы не стал известным и в честь него не назвали бы институт, если бы в свое время его картины не купил Морозов. Живопись – это дело случая. Хотя, с другой стороны, я считаю, что если ты профессионал, то ты можешь рассчитывать, что ты гарантированно займешь какую-то нишу.

Newsinfo: Художники уезжают работать за границу?

Ольга Гуревич: Очень многие уезжают, и очень многие возвращаются. Идеальный вариант – я бы тоже не отказалась от такого – это выставляться там в галереях, там продаваться, потому что тебя там больше ценят как художника, как профессионала. А жить все-таки здесь. Я тебе расскажу историю совершенно в этом ключе. Наверное, это сидит в нас, мы какие-то заколдованные, русские люди. Хотя искренне русских – у нас по пальцам перечесть. Мой отец – чистокровный еврей. Здесь никогда у него ничего не было. Раньше вообще была политика против всего этого, прижимали всячески. У него уезжал друг в Израиль, уже оформил все документы, и оформил на него. Если, соответственно, он уехал, он бы вызвал семью и оказался бы врагом народа. Сюда путь был бы уже перекрыт. Так что залепил мой папа. Моя мама – совершенно русский человек, действительно русский, потому что дед мой с Вологды, туда даже монголы не дошли. Ему мать сказала: все, Яш, мы уезжаем. Нечего здесь ловить. Может, хоть там что-нибудь получится. А папа заявил: как я буду без этих русских березок. Вот как это объяснить? До сих пор прикалываемся над ним. Та же самая Нестерова, она очень долго жила в Америке, она и сейчас мотается то туда, то сюда. Но она же так и не осталась там полностью, все равно приезжает сюда. Может, здесь просто, во-первых, понятнее, а во-вторых, больше материала, которого можно накопать. Пока у нас так – да мне кажется, так и будет – все время такое болото непонятное, которое то где-то засасывается, то где-то прорастает цветочками, может, это и привлекает.

Newsinfo: Как часто ты рисуешь вещи именно… приятные, красивые, в которых нет никакой боли? Есть такое?

Ольга Гуревич: А ты думаешь, у меня есть боль?

Newsinfo: У тебя нет каких-нибудь цветочков, или пейзажей, как у Шишкина, чтобы вот посмотреть на них и сказать: боже, как красиво, мир безнадежно прекрасен!

Ольга Гуревич: Каждый художник, он же делает творческую вещь и вкладывает себя туда. Знаешь, в принципе, ты совершенно правильно сказала. Просто я смотрю на вещи немножко как-то ехидно. Может быть, вот это. А цветочки – цветочки не люблю. Конечно, всегда приятно, когда тебе дарят цветы. Моя мама выращивает цветы. Когда они в клумбе, когда они распускаются – это замечательно. Просто это не мое. Как правило, люди любят цветочки, деревца, воспринимают это как предмет декора. Потому что не хотят напрягать мозги. И вот моя задача: мне хочется достигнуть того, чтобы мозги у человека начали шевелиться. Может быть, просто посмотреть на реакцию. Это ж классно на самом деле! Для чего вообще человеку голова дана? Не шляпки же носить! И не только, чтобы есть. Мы же думаем над всякими вещами. Это тоже, на самом деле, способ расслабиться.

Newsinfo: Расслабиться?

Ольга Гуревич: Да. Потому что ты начинаешь думать уже не о своих проблемах, а вот именно о тех проблемах, которые я как смысловую нагрузку этим холстом даю. Отдых – это же просто смена занятия. Почему я люблю приезжать на дачу и собирать смородину? Потому что это единственное, наверное, занятие, которое вышибает все мысли. Ты превращаешься в такую машинку. У меня где-то через минут пятнадцать наступает отрешение полное. Какой Кастанеда?! С какими своими этими кактусами?! Ему смородину надо было собирать – и все! Это для меня такой способ расслабиться. А кто-то наоборот, собирает смородину, и у него такие мысли приходят в голову! Я иной раз, когда действительно когда что-то не получается, у меня такое ощущение, как будто я грузила ящики или перетаскивала мешки с цементом. Потому что ты выходишь выжатый, как лимон. Притом, что ты вроде ничего не делаешь: просто стоишь у холста и из серии красишь. А на самом деле уходит дико много энергии на это все. Кстати, и здоровья тоже. Здоровья в том плане, что это все тоже нервные клетки. Вместо того чтобы расслабиться, посидеть в тишине, ты едешь к родителям. А им же хочется пообщаться. Ты понимаешь, что у тебя голова сейчас просто разорвется, ты не воспринимаешь даже звук. Тебе просто хочется лечь – и все. Лежать и тупо смотреть в потолок. Это, конечно, проблема. Почему нужна мастерская? Потому что это такой уголок, где можно спрятаться ото всех.

Екатерина Яковлева

ФОТОРЕПОРТАЖ

фото 1

фото 2

фото 3

фото 4

фото 5

фото 6

фото 7

фото 8

фото 9