Двоечник-мечтатель по фамилии Черный

Лихая жизнь была ему уготована "судьбой-индейкой": и раннее унижение, связанное с национальностью, и исключение из школы за двойки, и война, на которой он служил санитаром, и революция (но только не Октябрьский переворот), и эмиграция, и жуткая ностальгия по утраченной Родине, и ранняя смерть вдали от нее. Впрочем, у поэтов легких судеб не бывает. Хотя сам Саша Черный мечтал совсем об ином – "Жить на вершине голой, / Писать простые сонеты.../ И брать от людей из дола / Хлеб, вино и котлеты..."

Да, он был мечтателем и при этом одиноким волком. Недаром другими его псевдонимами были "Мечтатель" и "Сам по себе". Но не удалось этому "мечтателю-самому по себе" писать "простые сонеты". Господь Бог предназначил ему совсем иную лиру. Как писал наш известный поэт, с Сашей Черным, в отличие от других его собратьев по перу, "хорошо сидеть под черной смородиной" ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом"). И без боязни изжоги, которую… Саша Черный вызывает у многих эзотерических простофиль". Да, Саша Черный всегда был многим не по нутру. Но, как известно, "каждый пишет, как он дышит". Впрочем, о стихах – чуть позже. А пока о самой личности.

Родился наш герой в Одессе в семье еврея-провизора. Крещенный отцом в возрасте 10 лет, чтобы иметь возможность поступить в гимназию вне "процентной нормы", обучения не закончил, поскольку, как уже было сказано, неоднократно отчислялся за неуспеваемость. В 1902–1904 служил в Новоселицкой таможне, с 1905 – чиновником в Петербурге, где благодаря женитьбе на ученице видного профессора философии А.И.Введенского и родственнице известных купцов Елисеевых получил возможность заняться самообразованием. Потом начались в его жизни крутые повороты. Сначала поехал учиться в Гейдельбергский университет. Потом пошел на Первую мировую войну, где был санитаром. Потом санитар был повышен в чине до комиссара: в марте 1917 года Временным правительством Гликберг был назначен заместителем комиссара Северного фронта. Видно, заметной фигурой стал Александр Михайлович. Иначе большевички вряд ли стали бы настойчиво предлагать ему возглавить газету в Вильно. Но он не захотел стать "товарищем", наплевал новым хозяевам России в душу и осенью 1918 года уехал в Прибалтику, потом – в Берлин, Рим, Париж, etc.

Но еще до революций и Парижей стал он эпатировать честной народец своими маргинальными стихами да поэмами. Еще в 1905 "накропал" дерзкую сатиру под названием "Чепуха", после чего проснулся знаменитым. А следующий опус – сборник "Разные мотивы" вызвал гнев начальников, и цензура его благополучно прикрыла. Потом был знаменитый "Сатирикон", где Черный числился в идеологических лидерах и из которого "с треском" ушел. Потом сотрудничал в других газетах и журналах. Но нигде и никогда Саша Черный не изменял себе, своей иронической, саркастической и, как бы сейчас сказали, "стёбной" лире. Он ненавидел мещанство во всех его проявлениях. Уже в 1910 у него вышел сборник стихов "Сатиры" с ироническим посвящением "всем нищим духом". Ох, как же он хлещет наотмашь интеллигентного обывателя, обличает мелочность, пустоту и однообразие суетного мещанского существования во всех сферах бытия! Ну, прямо как будто о нашем "нищем духом" времени писано…

Потом не стало в его жизни даже этой "мещанской" Родины. И он затосковал. Почитайте книгу стихов "Жажда" или поэму "Кому в эмиграции жить хорошо", и вы все поймете. Но и в тоске и печали неистребим был иронический дух Саши Черного. Вышеназванная поэма – ностальгически-саркастический "привет" классику. На "На новый лад построенный / Взъерошенный, непрошеный / Некрасовский вопрос: / Кому-де в эмиграции / В цыганской пестрой нации /Живется хорошо? / Козлов сказал: "Наборщику",

Попов решил; "Конторщику", /А Львов, икнувши в бороду, / Отрезал: "Ни-ко-му".

В конце концов, обнаруживается, что единственный счастливец на чужбине – это малыш в кроватке…

Саша Черный не был "счастливцем". Не дожив до пятидесяти двух лет, он умер в Ла Фавьер, близ местечка Лаванду во Франции. В конце жизни писал:

Сжечь корабли и впереди, и сзади,

Лечь на кровать, не глядя ни на что,

Уснуть без снов и, любопытства ради,

Проснуться лет чрез сто.

Казалось - несбыточно. А вот, поди ж ты, и через сто лет помним и читаем.

Павел Подкладов