Проблема школ – "казарменная педагогика"

Каждые пять лет Россия отчитывается перед ООН о выполнении конвенции по правам ребенка, государство пишет доклад по определенному вопросу, а неправительственные общественные организации представляют свой доклад, альтернативный государственному. Это некий комментарий к государственному, несколько иная точка зрения или, может быть, дополненная.

Трагедию, произошедшую в Санкт-Петербурге, Инга Шубина прокомментировала так: "То, что произошло в Петербурге – это ужасно. Но наша организация не склонна делать какие-то выводы. Я здесь не для того, чтоб осуждать этого учителя, как нам известно, дело еще открыто. Единственное, на что мы надеемся, что будет объективное разбирательство".

Количество суицидов среди детей имеет неприемлемые масштабы в нашей стране. Госкомстат на январе 2005 г располагал информацией, что в результате самоубийства за 2003 год погибло 8 детей в возрасте от 5 до 9 лет, 355 детей в возрасте от 10 до 14 и 2644 подростков и молодых людей от 15 до 19 лет.

Число суицидов среди подростков в среднем составляет от двух до трех тысяч в год, и на протяжении нескольких лет эта цифра не меняется. Это без учета попыток к суициду, которых намного больше. В письме Минобразования анализирует причины самоубийств, среди которых чуть ли не первое место занимает боязнь насилия со стороны взрослых - семьи и педагогов.

Там же говорится, что часто органы системы профилактики допускают чистый формализм в выяснении подобных ситуаций, не ориентируются на конкретного ребенка, в результате чего они не могут выработать систему мер защиты ребенка.

В региональной общественной организации "Права ребенка" считают, что ситуация, когда ребенок остается один на один с администрацией школы, с педагогом, порой даже с родителями, неприемлема.

"Должно быть место, куда ребенок может прийти пожаловаться, пожаловаться, что бы с ним не случилось. Каждый ребенок должен знать это место. И не столь важно, что это будет. Будет ли это детский уполномоченный, школьный уполномоченный по правам ребенка, важно, чтоб ребенок знал, что он может туда прийти, позвонить, и ему там помогут", - считает Инга.

Известно, что есть такие положительные практики. Они действующие и работающие. Это так называемые службы примирения.

Например, в Новгороде Великом есть некие "Службы примирения". В них участвуют педагоги и старшеклассники – это некая самоорганизация, и она не формальная. Это ответственность, это не делается просто так, а люди проходят обучение определенным методикам, как примирять стороны. Это то место, куда поступает информация. Все конфликты решаются внутри школы. Бывают ситуации криминальные, когда информация поступила, а дальше эта служба решает, можно ли это разбирать на уровне школы или нужно пойти дальше, в другие структуры.

В любом случае – это просто вариант решения проблемы. Но положительные результаты явно видны, а значит, стоит подобные структуры развивать.

Позиция Международного общественного просветительского движения "Добро без границ" проста. "Тут комментарии да – нет, черное – белое давать очень сложно. Дело в том, что в российских школах с советских времен сохранилась так называемая "казарменная педагогика". У нас нет гуманистической педагогики. Новые методики практически не внедряются. Отсюда – педагогическое насилие. То, что случилось в Питере – это крайний результат. Посмотрим на детей, которые обучаются в школах. Они страдают от насилия со стороны педагогов, от "казарменной педагогики". И отсюда заболевания у ребят, очень много психологических стрессов, нежелание идти в школу, боязнь учителя, боязнь отстаивать свои права. А все это приводит к таким последствиям", - прокомментировала Светлана Бочарова.

Все упирается в подготовку кадров. В стране должны готовить хороших педагогов. Но для этого нужно менять саму систему подготовки педагогических кадров. В ВУЗах по-прежнему учатся по старой программе.

"Надо силой внедрять прогрессивные методы, которые разработаны, которые есть", - продолжила представительница союза "Гражданское общество детям России".

Очень часто учителя об этих методах просто не знают. Просто в нашей системе педагогов учат по той же "казарменной системе", потому что их педагоги учили по ней же, и так далее. И выхода из этого замкнутого круга не видно.

Трагедия, как известно, произошла из-за того, что школьник не смог сдать деньги, которые от него требовали учителя.

В один голос обе организации подтвердили, что деньги на первом плане. Все поборы, которые сегодня осуществляются в наших школах, бьют по карману очень многим родителям. Средний побор в месяц составляет где-то от 500 до тысячи рублей. Но можно понять и учителей, они поставлены в экономическую зависимость от этих поборов.

Департамент образования Москвы запретил поборы в школах, но деньги как собирали, так продолжают собирать.

Инга Шубина считает, что "товароденежные отношения давно перенеслись в детские сады, школы, ВУЗы, и это ни для кого не секрет".

Деньги собирают по простой причине. Родители готовы их давать. Давать без малейших возражений. Порой неохотно, но ни разу не было слышно, кроме как на кухне, чтоб кто-то возмутился. До тех пор пока мы готовы давать, с нас будут их брать.

Еще одна проблема – это закрытость наших школ. Мы часто говорим о детских домах, а школы не менее закрытый институт нашего общества. Из-за постоянного страха перед террористами родителю дорога в школу закрыта. Порой родителя не знают учителя своих детей.

Сейчас во многих школах вводят институт уполномоченного по правам ребенка. К сожалению, и здесь идет дикое сопротивление со стороны органов образования. В стране лишь единицы школ, где такие уполномоченные есть.

На уроках не преподается "Декларация о правах ребенка". Детям, конечно, необходимо это преподавать.

Еще одно решение простое – должны быть прямые телефоны доверия, и каждый ребенок их должен знать.

Конечно, по-хорошему, нужно делать всю систему открытой, всю программу гуманистической. То, что это утопия – понятно сразу, но нужно к этому стремиться.

Катерина Богаченко