Правда курицы и правда орла

Но прошу не тревожиться любителей творчества Джиграханяна за его самочувствие. Он, слава Богу, жив и относительно здоров. Просто, как сообщили недавно некоторые СМИ, артист, которому в октябре стукнет 70, приостановил свои контракты и отказался от всех ролей в театре. До последнего времени Армен Борисович работал в Ленкоме и созданном им самим театре под названием "Д". Выяснилось, что Джигарханян страдает болезнью позвоночника и уже не может долго находиться на сцене. Наверное, решение покинуть театр далось Армену Борисовичу нелегко. Потому что для него, как он однажды сказал автору этих строк, его дело - всегда "восторг". Не осмеливаясь обеспокоить великого артиста в такой сложный момент, я решил сегодня привести некоторые фрагменты интервью, которое он дал мне некоторое время назад.

- Армен Борисович, когда в юности вы решили идти в театральный институт, ваш школьный учитель спросил: "Зачем тебе легкий хлеб, Армен?"

- Я думаю, что мой учитель ошибался. Этот хлеб - замечательный, прекрасный - требует на протяжении всей жизни громадного труда, честности и искренности. Если ты говоришь неправду, живешь двойной-тройной жизнью, то на сцене и на твоем лице это все отражается в точности. В нашем деле ничего не проходит даром: ни хорошее, ни плохое. Я счастлив, обладая этой профессией. Много видел, ездил, пережил, встречался с великими людьми, играл большую драматургию.

- Другой ваш учитель - театральный - Армен Гулакян - научил вас, как вы сами писали, "основам естественного поведения на сцене". Что представляют собой эти основы?

- В двух словах рассказать о таких больших, серьезных вещах невозможно. Это - непростая проблема, очень индивидуальная. Один умный человек, знающий театр, сказал, что на сцене должна быть правда. Но есть правда курицы и правда орла. Каждый человек мнит себя орлом, но природа не всех одаривает этим. Правда может быть и скучной, и будоражащей умы. Разобраться бывает нелегко.

- Критики не раз отмечали, что вы обладаете даром эмпатии - проникновения в "шкуру" другого человека. Что это: ваша органика, интуиция или особый актерский метод?

- Я не знаю, как это определить. Наверное, это похоже на способность хамелеона мимикрировать, менять цвет. Но она вовсе не решает проблему воздействия на зрительный зал. Человек может не входить ни в чью шкуру, а говорить на сцене от своего имени. Любой автор, даже гениальный - это для меня повод о чем-то рассказать зрителю. Прежде всего, о том, что меня беспокоит. Известна формула Ромена Роллана, что каждый играющий Гамлета, должен быть хоть немножечко Гамлетом. Нельзя равнодушно сыграть роль. Актера должны беспокоить эти идеи и мысли. Иначе зритель останется холодным.

- Где-то я прочитал: "Чем бы ни занимался герой Джигарханяна, чувствуется, что он делает это всю жизнь". В чем секрет?

- Честно - не знаю! Если профессия как-то определяет характер, тогда невольно думаешь об этом. Например, когда я снимался в роли великого русского сыщика Кошко, приходилось общаться с достаточно сильными фигурами нашей разведки (не специально, конечно). И я обратил внимание, что у них совсем иная, не похожая на обычного человека, реакция. Они во время общения с вами больше воспринимают, чем отдают. То же можно сказать и о врачах. Вы, наверное, обращали внимание, что хороший врач, слушая ваш рассказ о болезнях, изучает вас, вернее - какие-то определяющие элементы, характеризующие ваше состояние. Вот это и есть владение профессией. Профессия не может восприниматься отдельно от характера, от сути персонажа. Конечно, когда прикасаешься к роли, это заботит. В поиске точек соприкосновения с героем и состоит работа над ролью. Не в "подминании" под себя, а в определении того, что волнует.

- А если не волнует?

- Все равно надо найти. Если совсем нет, то надо отказываться.

- У вас такие случаи были?

- У меня - нет. Смелости не хватило (смех).

- Вернемся к вашей актерской "кухне". Стало быть, вы как разведчик или врач наблюдаете людей, впитываете что-то для последующего использования на сцене?

- Так не бывает, что я встаю утром и с десяти до одиннадцати наблюдаю жизнь. Это скорее похоже на зубную боль: ты об этом ежеминутно не думаешь, но она присутствует. И все "наматывается на эмоцию". В этом смысле актерство - очень сложная профессия: в ней нет часов отдыха, голова все время работает. Поверьте, у меня очень здоровая психика, но я иногда и во сне вижу что-то, имеющее отношение к роли. Не такие подробности, как, например, грим, а какие-то удивительные странные вещи. Однажды я на машине проскочил на желтый свет, меня остановил гаишник. Подошел, узнал, "простил" и сказал: "Наверное, над ролью работали? " Существует у людей такое ошибочное представление: вот-де в какие-то моменты актер сидит, обхватив голову руками, и думает о роли. Давайте не будем разрушать эту иллюзию.

- Я хочу вспомнить знаменитый спектакль "Разгром" по произведению Фадеева в Театре им. Маяковского. Вы когда-то говорили, что роль Левинсона требовала от вас супернапряжения. Чем это объяснить?

- Это был выдающийся спектакль, я ответственно говорю об этом. Пожалуй - одно из самых значительных сценических произведений о людях революции. Ведь до сих пор остается загадкой, за счет какого невероятного магнетизма им удавалось вести массы иногда на сомнительное и даже авантюрное дело. Для того, чтобы передать ауру, биополе моего героя действительно требовалось супернапряжение. Марк Захаров который ставил этот спектакль, говорил, что после ухода со сцены на ней должны оставаться кусочки твоих нервов. И еще он говорил, что это должен быть спектакль об Иисусе Христе, который уговорил и повел за собой людей.

- Не кажется ли вам, что вы принесли свой актерский дар в жертву созданию собственного театра?

- Нет, это абсолютно не так. Это моя жизнь. И все, что происходит в театре -хорошего или плохого, - это мое. Если молодые люди не по тусовкам бегают, а работают, пробуют, творят, падают, встают, - я должен им помочь.

- Вы в последнее время совсем забросили театр и изредка снимаетесь в кино. Почему?

- Всему свое время. Я уже постарел, потерял силы, реакцию. Говорю это без тени драматизма. Хуже нет, когда у артиста теряется чувство реальности. Иногда мне предлагают мощные роли, но я, понимая соблазнительность этих предложений, отказываюсь. Нельзя работать с риском каждую минуту получить криз, чтобы потом откачивали за кулисами. В театре должно быть как в любви: вечное наслаждение и очарование.

Павел Подкладов