Безусловно, между тюльпанами и арматурой, которой раздолбали все вестибюли административных зданий в Оше и Джалал-Абаде такая же разница, как между пропагандой подобного рода и реальным положением дел.

Специалисты практически единодушны. Если на Западе они осторожно говорят об отличии киргизских событий от грузинских и украинских, то наши стесняются меньше. По их мнению, в Киргизии налицо предельное обострение кланово-региональных противоречий, которые по известным причинам пытаются "продать" миру, как демократическую революцию.

В силу этого сценарий дальнейших событий может быть далеко не однозначен.

Во всяком случае, в Киргизии пока налицо классика "восточной разновидности" политического конфликта.

Первое. Характер его меняется до неузнаваемости по ходу развития. Начавшийся усилиями оппозиции в рамках общих "бархатных" предпосылок (выборы, несправедливость, демократический порыв), он, как это часто бывает, ушел к лидерам "улицы". "Бархатный" сценарий сменился криминально-погромным, что оставляет моральный приоритет за властью. (На Украине и в Грузии суть дела состояла как раз в потере властью лица).

Второе. Оппозиция продемонстрировала неспособность управлять ни "улицей", ни ситуацией – и чем дальше будут продолжаться бесчинства, тем меньше останется авторитета у оппонентов Акаева.

Третье. Эскалация конфликта дает проекции, абсолютно не совместимые ни с интересами Запада, ни с интересами России. Главная из них – исламизация ряда фрагментов протеста, то есть, инфильтрация в конфликт радикальных мусульманских группировок; межэтническая проекция: территория протеста – места компактного совместного проживания киргизов, узбеков, таджиков и уйгуров. При этом многие годы сохраняется напряженность между ними и соседями – узбеками по ту сторону границ, в Узбекистане. Это, сохраняет опасность интернационализации конфликта.

Уйгурский фрагмент населения южных областей Киргизии – это постоянный транслятор нестабильности в соседние Казахстан и Китай, Синдзян – Уйгурский автономный округ которого является вечной головной болью Пекина.

Территориально конфликт развивается в условно непосредственной близости от американской и российской военных баз, наличие которых связано со стратегией гораздо более высокого порядка.

Запад и Россия соблюдают сдержанность.

По-видимому, больших и очевидных перспектив у киргизских событий нет. Север держат кланы, верные Акаеву. Дезертирство правоохранителей и администраций южной Киргизии – не показатель. Это среднее и низшее звено рекрутированное из местных. Силовая блокада юга осуществима – для этого нужно перекрыть всего один перевал. Есть, конечно, опасность раскола. Но основная опасность – поддержка извне. По мнению специалистов, Запад участвовал в этих событиях по минимуму. Кроме того, операция в Афганистане разрушила основные коммуникации подрывных элементов, направленные на север.

Видимо, не исключен интерес китайских товарищей к дестабилизации пространства под американской базой, но, как отмечалось выше, Пекин вряд ли заинтересован в раскачке пограничных с СУАР областей.

Поэтому пока следует говорить о трех вещах: дестабилизации региона ключевого центрально-Азиатского водоснабжения; ущербе экономики и имиджу Киргизии; и уроках восстания.

Западу не вредно посмотреть, к чему приводят его игры в "свободу и демократию" в наркопроизводящих регионах. Киргизская оппозиция должна понять, что демократия побеждает не там, где она созрела, а там, где она нужна Западу.

Туркменистан и Узбекистан, где парламентские выборы прошли спокойно, еще раз убедятся в своем правильном подходе к дозированию этой самой демократии. Особенно в составе западных рецептов.

России же надо срочно объединяться с руководством Казахстана и думать о будущем. Куда-куда, а в Астану повезут рецепты однозначные и сильнодействующие.

К. н. ф. С. Бубнов