Максим Суханов: Я и Сталин

Те, кто видел первые серии фильма, согласятся, что образ Сталина получился у Максима не трафаретным, лишенным обычных стереотипов нашего восприятия. Впрочем, те, кто хорошо знает Суханова, это и предполагал. Потому что Максим всегда отличался своей “особостью”, иным, чем у других взглядом на мир и своих великих персонажей. А таковых у него в жизни было немало: Петр Первый, Хлестаков, Сирано де Бержерак, король Лир, Станиславский, а теперь вот и Сталин. Разговор нашего корреспондента с Максимом был долгим и подробным. Сегодня – первая его часть, касающаяся непосредственно “Детей Арбата” и его роли.

Максим, как вы подступались к такой громадине, как Сталин?

Предложение от Андрея Эшпая, конечно же, было неожиданным для меня, и я долго сопротивлялся. Но это не значит, что мне предлагали, а я говорил: “Нет!”. Мы долго встречались, проговаривали, как это может быть, и может ли это получиться вообще. Я думаю, что у нас c режиссером было одно видение персонажа. Хотя, например, у меня в сознании сложился стереотип восприятия этого героя. Думаю, что и у многих россиян – тоже. Причем, гораздо больше, чем стереотип Ленина. Он у нас более живой, что ли, чем Сталин. (Смех). А Сталин…мы привыкли думать о нем, как о какой-то демонической фигуре. Нам в фильме хотелось отойти от этого стереотипа: сделать его более живым, “одомашнить”, что ли… Мы решили попробовать войти в те пространства, куда никто никогда не заходил, а если и заходил, то только в фантазиях. Я тоже фантазировал: представлял себе, каким он мог быть у себя в кабинете, с людьми, в которых он влюблен, просто наедине с собой, смотря в кинозале хронику, которую ему показывали. И вот так постепенно, в процессе “проговора” этих сцен, я согласился. Здесь для меня важна была, прежде всего, не интеллектуальная информация о моем герое, а, скорее, психофизическая. Как, впрочем, это бывает со всеми героями, которых играешь в кино или театре. Поэтому я, конечно, готов говорить о Сталине, как о громадине, но, прежде всего, надо было почувствовать его изнутри со всеми его собственными страхами, привязанностями, любовями. Не знаю, как это получилось… Во всяком случае, мне было очень интересно работать.

Есть такой примитивный, заезженный тезис: “играешь плохого – ищи в нем хорошее”. Приходилось ли вам использовать его в работе над этой ролью?

Я, честно говоря, никогда так не подхожу к работе. Потому что не встречал на своем пути людей (и не читал о таких), которые были бы целиком хорошие или плохие. Либо это были такие произведения, которые художественными не являются. Поэтому мне, конечно же, необходимо было полюбить этого героя, без любви ничего бы не получилось. В человеке есть и хорошее, и плохое, и обаятельное, и, наверное, омерзительное… Но все эти черты присущи любому. Другое дело: в каких объемах и по каким “полярностям” это все раскидано.

Не войдет ли ваше экранное обаяние в противоречие с этой зловещей фигурой, каковой мы привыкли считать Сталина?

Да, мы привыкли так думать. Согласен и не буду этого отрицать. Но, с другой стороны, мы не можем отрицать и то, что огромные массы людей в то время, когда он жил и руководил, любили его. И не просто как какую-то мифическую фигуру, живущую где-то “на горе”. Его обаяние было таким же глобальным, как и его пороки. Он был личностью противоречивой. Может быть, так рассуждать о нем пока еще рано. Но мне, играя его, по другому думать было нельзя. Ведь через сто, двести лет мы от этой фигуры отойдем так далеко, что будем рассматривать ее совершенно в иных категориях. Но когда ты создаешь образ, который должен быть, прежде всего, художественно убедительным, то в нем должны сочетаться разные качества: от больших плюсов до больших минусов. Тогда эта фигура будет и интереснее, и парадоксальнее. Чего от нас и требует искусство.

Иногда актеры говорят, что образ оказывает на них какое-то влияние и даже “переползает” в них. А некоторые даже утверждают, что персонажи как фантомы остаются где-то рядом на всю жизнь. У вас не произошло что-то подобное со Сталиным?

У меня такого вообще не бывает никогда. Думаю, что, если хорошенько абстрагироваться от того, что ты делаешь на съемочной площадке или на сцене, и не пребывать в этом состоянии дома, с близкими, знакомыми или наедине с собой, то твое распределение будет самым правильным. Пока мне удавалось избежать того, чтобы образ находился “рядом со мной”. (Смех).

Теперь - сугубо практический вопрос: вы ростом – чуть менее двух метров, а Сталин был чуть выше полутора. Как выходили из положения?

Пока съемки не начались, меня это тоже смущало. Но не долго. Во-первых, кино – искусство чудесное, там вполне можно в хорошем смысле обмануть зрителя. Наверное, в театре я бы больше задумался: играть мне Сталина с таким ростом или нет. Но мне кажется, что физические данные в этом смысле не имеют особого значения.

Павел Подкладов

Продолжение следует