Константин Райкин о том, какую косметику использует враг

- Шекспир давно не сходит с вашей афиши, хотя мне очень жаль несправедливо снятого из репертуара “Гамлета” в постановке Роберта Стуруа. Не планируете ли вы, подобно шекспировскому актеру Бэрбеджу, составить “цепочку”: Гамлет-Ричард-Отелло-Лир?

- “Гамлета” мы сняли потому, что прошло положенное количество лет. Обычно мы свои спектакли снимаем спустя четыре года после премьеры. Потому что у нас есть принцип: на афише должно быть семь названий. Каждое следующее вытесняет какое-нибудь предыдущее, и остается всегда семь. В какой-то момент пришел черед и “Гамлета”. Это нормально. Спектакль у нас успешно шел, его очень любили и мы, и зрители. Это был очень большой этап в нашей жизни. “Ричард III” идет сейчас, это – одна из последних премьер. Мне кажется, очень замечательная, интересная работа постановщика и художника Юры Бутусова и Саши Шишкина. Да это и наша серьезная работа. Как у нас будет дальше с Шекспиром, не знаю. Думаю, что когда-нибудь мы еще с ним столкнемся, ведь он великий драматург, и театр не должен долго без него обходиться.

- В последнее время в вашем репертуаре – только классика. А как вы относитесь к современной пьесе, собираетесь ли что-нибудь поставить?

- В марте мы должны показать на нашей сцене спектакль по пьесе Амели Натомб - очень молодой, “крутой” писательницы из Бельгии. Называется это произведение “Косметика врага”. Этот спектакль мы сыграем на двоих вместе с Романом Козаком – худруком театра им. Пушкина на нашей большой сцене. Козак будет приглашенным артистом на наш спектакль. Потом мы сыграем этот же спектакль у него в театре. Тогда уже я буду приглашенным артистом в театр им. Пушкина. Так и будем играть по очереди: то у него в театре, то у нас. У нас будет своя декорация, у них своя. Но в основе спектакля будет единое художественное решение.

- Чем вас так привлекла эта пьеса?

- Она совершенно поразила меня в свое время. Это - психологический детектив-триллер на двоих. Роман, написанный в виде пьесы, в виде диалога двух мужчин. Вот этих двух мужчин мы с Романом Козаком и сыграем. Мы решили, что ставить будет Роман Козак. Но поскольку мы оба будем на сцене, смотреть на это со стороны будет Алла Покровская. Мы попросили эту замечательную актрису и прекрасного, выдающегося театрального педагога из школы-студии МХАТ, где мы с Ромой работаем, помочь нам. Мы оба там ведем курсы, а она у нас на курсах преподает. Я считаю, что она сейчас - лучший педагог в стране. Мы попросили человека, которому очень доверяем, чтобы она нас “скорректировала” как артистов. А какие-то сценические ходы придумаем сами вместе с Козаком. Я буду работать как актер в таком интересном для меня проекте.

- Будет ли в этом эксперименте элемент эпатажа?

- Мы не будем эпатировать, а экспериментировать мы должны, что и делаем всегда. Это не одно и тоже. Эпатаж - это внутренняя установка, когда шокируют “по-плохому”, агрессивно и при этом не любят публику. То есть, театральный напор с отрицательным знаком. Но прессинг применительно к театру, атаку на зрителя я люблю. Атаку положительным темпераментом, любовью, красотой и благородством… Но это произведение чрезвычайно экстравагантное. Когда читаешь его, с первой строчки не можешь оторваться, так это интересно и глубоко. По этому поводу можно много слов говорить. Но лучше прийти и посмотреть.

- В последнее время вы укрепили свой режиссерский статус, но, при этом, продолжаете работать с другими режиссерами в качестве актера. Вам не становится сними “неуютно”, не бывает так, что вы чего-то категорически не принимаете?

- Нет. Когда я работаю артистом в постановке какого-нибудь режиссера, я - абсолютно послушный. Ведь это режиссер, которого я сам приглашаю, и которому я предлагаю себя как артиста. Я делаю исключительно то, что он просит делать и иду за ним практически без вопросов. Я вообще считаю, что артист - это исполнитель чужой воли, чужого текста. Когда артист выстраивает свою концепцию роли, спектакля, из этого ничего хорошего не получается. В этой паре артист всегда подчиненный, а режиссер – главный. Независимо от того, сколько артисту лет, сколько у него званий, есть ли у него опыт. Мой стаж может быть в три, четыре раза больше, чем у него, но это не играет никакой роли. Потому что я ему отдаю руководство, он мной руководит, и я иду за ним. Он ищет, он может сегодня говорить одно, завтра - другое, послезавтра – третье. Я не возражаю. Пусть он мной пробует, мной ищет. Это бывает мучительно, изнурительно. Но уж коли я в эту игру играю, значит, я должен вести себя именно так. И личность актера нужна для того, чтобы как можно скорее сделать своим чужую волю, чужое видение. Для этого нужна личность, нужен богатый жизненный опыт, богатство души. Но не для того, чтобы противопоставлять свою концепцию режиссерской, теоретизировать, спорить. От споров: кто главнее, кто правильнее понимает, - ничего не получается. Режиссер должен быть над артистом. Так положено в современном режиссерском театре. Вообще, режиссерский театр – это очень хорошо для актера. Актер ведь исполнительская профессия. И мы знаем великих исполнителей. Ведь когда играл Рихтер, он становился вровень с Бетховеном, Шопеном, Моцартом. Но это происходило именно потому, что он шел за ними. Он их исполнял. Поэтому исполнитель - это совсем не унижение, это прекрасная профессия, прекрасная идея. И не надо этого стыдится.

- Понятно, что дисциплина - это часть профессии. Но все-таки хотелось бы знать, возникают ли у вас внутренние противоречия, которые вы в себе подавляете? Или вы “закрываете глаза” на себя как режиссера?

- Я всегда закрываю глаза на себя как на режиссера. Другое дело, что я могу с чем-то внутренне не соглашаться из методологии, которую применяет тот или иной режиссер. Иногда мне приходилось работать с молодыми режиссерами, менее опытными. У них я иногда видел некоторое неумение работать с актерами. Какие-то методологические ошибки. Но я их вижу и проглатываю. А иногда они меня учат такому, чего мне в голову никогда бы не пришло. Потому что я приглашаю людей очень одаренных, тех, кто мне очень понравился, чьи работы мне показались близкими по духу. Вот, скажем, Юра Бутусов. Он - тяжелейший режиссер, очень большой мучитель для актеров, и для меня конкретно. Я в работе над “Ричардом III” помучился изрядно. Но он меня очень многому научил. У него замечательная интуиция, прекрасная фантазия, редкое чувство стиля. Он делает какие-то вещи “с какого-то другого конца”, совсем не так, как я стал бы. Конечно, научиться быть совсем другим нельзя, есть свойства не передаваемые. Но можно приобрести кое-что для своего багажа, профессионального опыта. А когда ты работаешь со Стуруа, с Фокиным, с Фоменко, то каждый из них понемногу прибавляет в тебе что-то, ты у них что-то берешь. Есть масса вещей, которых взять нельзя, потому что ты такой, а он другой. Природы ваши не совсем одинаковы. Но, тем не менее, всегда приобретаешь. Входить в клинч, спорить, конфликтовать - это, мне кажется, никогда не бывает созидательным, это всегда разрушение.

- Вы назвали фамилии замечательных режиссеров, собираетесь ли вы с ними продолжить какие-то контакты?

- Мне очень трудно загадывать. Ведь и Роберт Робертович Стуруа, и Валерий Фокин, и Петр Наумович Фоменко, и Юра Бутусов - это целые миры. Пообщаться с ними в работе хоть раз - это уже большое везение. Юра уже два спектакля поставил у нас, Петр Наумович - один. Он создал настоящий шедевр – “Великолепного рогоносца”. Но я, честно говоря, даже и не надеюсь, что мне удастся отвлечь Петра Наумовича от его собственного театра. Потому что он так прекрасен, этот театр, он на меня производит такое воздействие, что пусть лучше Фоменко остается там… Я даже не буду его тревожить, буду смотреть, просто учиться, насколько это возможно. Я думаю, что больше у нас встреча не состоится. К сожалению. Потому что мы его в нашем театре обожаем. Наша работа уже состоялась, а я все равно продолжаю его любить и буду всегда любить за то, что он для нас сделал. Для меня он человек драгоценнейший. То же могу сказать про Валерия Фокина, у которого я участвовал в 16 спектаклях! Это очень много, и если уж кто меня сделал артистом, то, скорее всего, он. Роберт Робертович Стуруа поставил у нас два спектакля, оба интереснейших. Второй - “Синьор Тодеро – хозяин” - принес нам столько успеха, столько радости! Прежде всего, радости общения с таким прекрасным человеком, как Стуруа. Действительно целый мир, просто “материк”. Но пока что повторные встречи с этими замечательными режиссерами не намечаются. Но… поживем – увидим.

Беседовал Павел Подкладов