Марина Ильина: Если нет человека, не будет и хорошего актера

Раскладывать по театроведческим полочкам творчество примадонны московского Театра сатиры Марины Ильиной означало бы поверять алгеброй гармонию. У автора этих строк ее роли всегда вызывали, по выражению В. Набокова, – “сияющую улыбку беспредельного удовлетворения, блаженное мурлыканье”…

Она играла практически во всех последних спектаклях Валентина Плучека, работала с рано ушедшим из жизни талантливым Михаилом Зонненштралем, продолжает сотрудничать с Юрием Васильевым. Ее Катарина в шекспировском “Укрощении строптивой” буквально ошеломляет и зал, и партнеров своей мощной энергией и шармом. А провинциальная угловатая девчонка-переросток, лишенная людской любви и ласки, в “Неаполе - городе миллионеров” вызывает острое чувство жалости и сострадания. Последняя работа Марины - Сашенька Негина в “Талантах и поклонниках” А.Н. Островского – открыла в актрисе какие-то новые грани: к природному изяществу, пластичности, яркой театральности, музыкальности прибавились мудрость, мягкость и какая-то извечная актерская тоска о “лучшей доле”. Театралы знают Марину и по работе в “подвальной” студии Алексея Левинского, где она несколько лет играла страстную и роковую Кармен…

Маша, помниться, вы рассказывали, что театр в вас проник еще в пять лет, когда вы заявили маме, что непременно будете актрисой. Чем вас в детстве так поразил театр?

Марина Ильина: Желание быть актрисой – это, прежде всего, стремление к яркой и красивой жизни. Это же сказка: бесконечные превращения, яркие костюмы, грим, свет. Для маленькой девочки – это настоящее потрясение. Потом, окунувшись в эту жизнь, ты понимаешь, что сказки бывают разные, в том числе и про Змея Горыныча, и про Кощея Бессмертного. И от многих этих персонажей зависит, к сожалению, твоя жизнь и судьба.

До восемнадцати лет вы жили в Риге. Чувствовали ли вы, приехав в Москву, разницу между прибалтийским менталитетом и российским? Помогал он вам в жизни или мешал?

Марина Ильина: Я уже больше 20 лет в Москве. И менталитет у меня российский. А поначалу “прибалтийский нордический” задавленный скрытый темперамент мне мешал, потому что разнился с моей природой. И мне приходилось преодолевать какие-то свои тайны и, я бы даже сказала, комплексы, чтобы на сцене быть более открытой, более откровенной. Прибалты – люди сдержанные. Думаю, что человек любой национальности, пожив в Прибалтике, начинает медленнее ходить, стоять на светофорах и упорно ждать зеленый свет, хотя за километр от него никаких машин нет. Есть определенные условности, которые он соблюдает. Когда я приехала в Москву учиться, то долго не могла понять почему люди переходят дорогу, где захотят, на любой свет светофора, почему все громко разговаривают и быстро ходят…

Очень скоро я поняла: если я не попаду в этот ритм, то просто ни чего не успею сделать в жизни. То ли кто-то из педагогов, то ли уже в театре мне сделали комплимент, что у меня прибалтийское воспитание. Может быть, в жизни оно мне и помогло, потому что я пыталась всегда быть сдержанной, никогда не совать нос в чужие дела, держать определенную дистанцию в общении. Может быть, это отчасти и стало моей сутью.

Вы учились в школе-студии МХАТ, это воспитание тоже никогда не вытравить?

Марина Ильина: У меня были совершенно фантастические педагоги, невозможно было не поддаться человеческому и актерскому обаянию Олега Ефремова, Андрея Мягкова, Аллы Покровской. Мы смотрели на них, как на богов, которые спустились с Олимпа к нам. Уровень личности был такой, что по сей день я горжусь и благодарю Бога за ту высокую планку в профессии, которую когда то мне поставили мои педагоги и школа.

Проявляется ли ваша сдержанность на сцене? Влияет ли менталитет и воспитание, например, на амплуа?

Марина Ильина: Конечно, твоя суть, в любом случае, выплескивается на сцене, ведь каждый человек – носитель какой-то своей данности. Как сосуд. Мы выходим на сцену, и она нас “просвечивает”. Тебя выдает всё: голос, руки, пластика, как выглядишь сегодня, опухшие ли у тебя глаза, неприятности ли у тебя дома, температура ли у тебя, волнует ли тебя что-то за кулисами. Я не знаю ничего по поводу амплуа, но что касается общего поведения на сцене: каких-то твоих проявлений, и менталитет, и воспитание, и культура, и твоя душа, и доброта, и ненависть, и свет или мрак, который ты излучаешь, - все это, безусловно, “просвечивается”. Это невозможно скрыть.

Вообще я считаю, что амплуа очень ограничивает актера. Мне жаль актеров, которые (то ли в силу своей индивидуальности, то ли вследствие других обстоятельств) всю жизнь так и не могут выйти из своего однообразного амплуа.

А бывало ли так, что ваш характер или образ мыслей противоречили тому, что вы делали на сцене?

Марина Ильина: Нет! Я не буду играть, то, что мне не нравится или то, что для меня неприемлемо по-человечески или по-актерски. Многие мои работы мне не нравятся, но не за одну из них мне не стыдно. Я на многих ваших спектаклях буквально заряжался положительной энергией.

А вас сцена может зарядить оптимизмом?

Марина Ильина: Да, еще как! В этом и состоит наркомания профессии, когда ты на спектакле можешь уйти от всех проблем и максимально насытиться положительными эмоциями, то есть тем, что жизнь не может тебе предоставить. И какое-то время после спектакля ты еще по инерции летаешь. А если еще и спектакль удачный, если еще энергетически все совпало, выходишь и на самом деле забываешь все проблемы. Когда я еду после хорошего спектакля домой, включаю музыку так, что не слышу клаксонов едущих рядом со мною машин. У меня другая скорость, такое ощущение, будто летишь.

А вы можете в обычной жизни специально вызвать в себе такое же состояние, что вы получаете на хорошем спектакле?

Марина Ильина:К сожалению, нет. То есть, перевоплотиться “в счастливого персонажа” невозможно? В счастливого персонажа возможно, в счастливого человека - никогда. Играть в счастливого человека не значит быть им. Очень много наших мыльных звезд пытаются со страниц журналов с завидной одинаковостью наиграть свое шоколадно-мармеладное счастье. А на самом деле? Увы. Счастливого человека видно за версту.

Маша, возвращаясь к вашему нордическому прибалтийскому характеру, хочу спросить, может ли вас что-то возмутить в жизни, прогневить?

Марина Ильина:О, да! И с годами все больше и сильнее. А на сцене? Непрофессионализм! Свой, партнеров, немощных и не могущих режиссеров, осветителей, звукорежиссеров, от которых зависит твоя жизнь на сцене… Хотя моя откровенная неприязнь к тому, что сегодня происходит в театре, сменилась на полное безразличие. Я становлюсь мудрее.

Вы сказали, что с годами приходит мудрость. Распространяется ли она на взаимоотношения с режиссерами?

Марина Ильина: Да, наверное. Хотя у меня всегда были ровные отношения с режиссурой.

Вы абсолютно покорны режиссеру или иногда “тихой сапой” отстаиваете свое видение роли?

Если я в чем-то очень уверена, если эта уверенность “течет в моих венах”, и я ничего не могу сделать с собой, тогда я понимаю, что и режиссер ничего со мной не сможет сделать. Если я вижу в режиссере волю, талант и знание профессии, то такой режиссер меня покоряет. Я преклоняюсь перед такими режиссерами и стараюсь “напитываться” ими. К сожалению, есть режиссура неинтересная, мало профессиональная и ничего не имеющая общего с театром и творчеством. С такой я воюю, сопротивляюсь, пытаюсь сама выплывать из ситуации, когда режиссер не может помочь.

И часто такое бывает?

Марина Ильина: Увы, более чем. Режиссер не должен, не имеет права быть “человечишкой”, не иметь своей позиции, не знать, что он хочет от театра, государства, от жизни. Иначе, что он мне может дать, чему научить? И, все же, с режиссерами я пытаюсь быть корректной. Я не люблю работать в негативе, в конфликте и не люблю воевать. Очень долго терплю, но когда внутри меня зреет война, я понимаю, что меня “несет”, и я не могу сдерживаться, тогда – катастрофа.

В Театре сатиры вы сразу оказались “в своей тарелке”?

Марина Ильина: Я бы так не сказала. Театр сатиры – это отдельная история, отдельный институт, созданный Валентином Николаевичем Плучеком. Это - определенный уровень культуры, за который он всегда боролся. Прошли годы, его нет, а я чуть ли не каждый день вспоминаю Валентина Николаевича и понимаю, какое счастье, что жизнь подарила мне эту встречу!

В чем была загадка Плучека?

Марина Ильина: Загадка была в большой культуре этого человека. Он знал поэзию, изобразительное искусство. Иногда его мизансцены были похожи на иллюстрации известных картин. Он двигал актерами, как фигурками, он разбирался в цвете, в сочетании музыки и композиционной расстановки этих фигур. У него было великое чувство юмора. Он великолепно знал поэзию, до конца своих дней читал поэмы своих любимых поэтов, которых знал лично. Он иногда даже разговаривал стихами… Мне кажется, что человек, который разговаривает стихами – это какой-то “сверхчеловек”. Ему Бог дал такой дар существовать… “над”. Поэтому он был непредсказуемый. У него была своя какая-то кухня – великая культура и безупречный вкус. Плучека, наверное, заменить было невозможно просто по определению? Уходит человек, и с ним уходит все. А новый дворник всегда приходит с новой метлой, которая всегда по-новому метет. Скоро у вас в театре юбилей, но я задам не праздничный вопрос. Мне со стороны кажется, что многие актеры, попадая в ваш театр, почему-то утрачивают чувство меры. Начинают утрировать, “хлопотать физиономией”, тянуть одеяло на себя. Это что – непременный признак Театра сатиры? Надеюсь, что нет. На самом деле всю свою жизнь Плучек положил на то, что бы создать умную талантливую и образованную труппу. Но есть условности жанра которые иногда уводят актера от сути, актер начинает заигрываться и терять чувство меры. Это - очень зыбкая вещь, поэтому вкус и мера - на совести каждого актера.

Два-три года назад вы говорили о чудесной сатировской “семье”. Вы по-прежнему относитесь к ней так же?

Марина Ильина: Семья - очень тонкая и хрупкая вещь. А театральная семья похожа на ювелирное изделие, когда несколько десятков бриллиантов, изумрудов, жемчужин находятся в одной оправе. Какой же должен быть ювелир, чтобы они заиграли вместе! В театре от старой семьи остались близкие и родные мне люди, талантливые, умные, благородные, которых я обожаю и без которых я не смогла бы жить. И их, к счастью, много.

Есть ли в нынешнем Театре сатиры то, что вас не совсем “греет”?

Марина Ильина: И “не греет, и не светит”. Театр - это часы: когда ломается главный механизм, то часы останавливаются. А если в швейцарские часы вставить механизм со Второго Часового завода, вряд ли они пойдут.

О вашей Александре Николаевне Негиной из “Талантов и поклонников” можно говорить много, но я задам один вопрос: важно ли для вас, что она актриса?

Марина Ильина: Роль сложнейшая и неоднозначная. Конечно, она, прежде всего, актриса, во имя этого совершаются все ее поступки и даже предательство. И все же самое главное и интересное - играть человека и его суть. Нет человека, нет хорошего актера. Я точно знаю одно – Негина хорошая актриса, потому что она - чистый и хороший человек, хотя и очень сложный.

Я, как и многие зрители, не могу забыть вашу Кармен в студии Алексея Левинского. Помнится ли она вам до сих пор?

Марина Ильина: Я очень благодарна Алексею Левинскому, что много лет назад он пригласил меня на эту роль. Это была интереснейшая работа, совершенно другой театр, другой уровень режиссуры. Левинский - один из немногих режиссеров (по крайней мере, в моей жизни), который про свой спектакль знал все с первого до последнего дня репетиций. Прошел не один год, пока я поняла, что режиссер вкладывал в эту работу, что означали звуки, движения. В спектакле имел смысл любой поворот головы. Я всегда вспоминаю эту работу, хотя это была не совсем моя роль, потому что любовь Кармен - жесткая, эгоистичная, категоричная, что мне не свойственно в жизни. Но вообще роли на сопротивление иногда (или даже чаще всего) получаются гораздо интереснее, потому что в них соединяются разные характеры - персонажа и твоего личного.

Знаю, что актеров не принято спрашивать о мечте, но, тем не менее, спрошу в надежде, что она сбудется. Вы когда-то мечтали сыграть Анну Каренину…

Марина Ильина: Я действительно мечтала и до сих пор мечтаю сыграть Анну Каренину. Когда я прочитала роман впервые, мне было лет 15. Мне кажется, что это грандиозная женская роль, в которой можно сыграть, наверное, практически всю свою жизнь. К сожалению, никто не предлагает. Я -достаточно пассивный человек, чтобы закрутить эту историю самой, но где-то внутри сидит эта еще не умершая мечта, еще не погибшая идея: а, может быть, когда-нибудь, дай Бог…

Мне кажется, что мечту никогда не надо “двигать”, это либо само по себе состоится, либо нет. Но мечта у каждого все же должна быть. К сожалению, мы не можем играть все то, что хотим. Но даже если эта мечта умрет вместе со мной, это была неплохая мечта! Почему вы не хотите попытаться “инициировать” этот процесс… А как? Нельзя ведь сказать режиссеру: “Я нашла деньги, хочу сыграть Каренину!”.

Мне кажется, что режиссер должен увидеть только меня в этой роли: с моими руками, глазами, голосом, с моей женственностью, или, наоборот, мужеством, с моими мозгами, манерой исполнения и т.д. Мне кажется, что это Божье дело, должны сойтись звезды. Актер, режиссер, композитор, постановщик, господь Бог и площадка должны сойтись, и то не факт, что все получится. Иногда собираются талантливейшие люди, но вдруг “ребенок” не рождается, или рождается, но “никакой”. А бывает, что события никто не ожидает, но вдруг – “Бог поцеловал” – и оно произошло! На самом деле, это как рождение ребенка, это Божье дело, оно либо происходит, либо не происходит. Поэтому, кого-то насиловать, ходить по кабинетам, проситься… Это не для Анны Карениной. Слишком сопротивляется всему этому персонаж. Ее должны одарить этим.

Вы абсолютно уверены, что не надо “двигать”, пытаться реализовать свою мечту?

Марина Ильина: Все, что можно купить, - уже дешево. Есть вещи, не подлежащие никаким законам быта. Мечта - это рождественский подарок под елкой. Как ни странно, все мои мечты всегда сбывались, но гораздо позже, когда все по счетам уже оплачено и заработано. У меня только один Маг и Волшебник – мой муж. Очень приятно, хоть изредка, чувствовать себя маленьким капризным ребенком, и я благодарна судьбе за эту сбывшуюся мечту.

Вопросы задавал Павел Подкладов