Китай, Акунин и свежий ветер в театре

Надо видеть, как радуется Бородин успехам своих “выкормышей”, как бывает счастлив не только (и не столько) своим режиссерским удачам, сколько успехам коллег, особенно молодых.

Режиссерскую “лиру” Бородина невозможно уложить в какие-то привычные рамки и клише. Он – не из тех, кто пытается стёбом, приколами, “обнаженной натурой” и ненормативной лексикой эпатировать неискушенного зрителя. Но ему, постоянно варящемуся в молодежной среде, никогда не был чужд эксперимент. Трагедию Расина он ставил на знаменитой лестнице в фойе своего театра. А средневековый флорентийский замок он вместе с коллегой и другом - художником Станиславом Бенедиктовым - “соорудил” меж кресел и на балконе зрительного зала, в то время как зрители сидели на сцене. Сравнительно недавно он поставил настоящий детектив-боевик по известному роману Б. Акунина “Азазель”. И, казалось бы, мало поддающееся театральному воплощению произведение заиграло какими-то новыми гранями, дав сто очков вперед известному фильму. Последней работой Алексея Владимировича стал чеховский “Вишневый сад”. Кто-то может сказать: ну, сколько можно городить этих садов, пускать в полет чаек, не надоело ли? Но лишь сам художник может ответить, почему в его душе рождается тот или иной замысел, почему он просто не может не поставить сегодня именно эту пьесу… Тончайший и трепетнейший “Вишневый сад” А. Бородина - Ст. Бенедиктова занял свое достойное место в истории российских постановок этой пьесы. А нынешней осенью спектакль был приглашен в Китай. С этого и началась наша беседа с Алексеем Бородиным.

Newsinfo: Алексей Владимирович, позвольте нашу традиционную встречу в начале сезона начать не традиционно – с Китайской народной республики, откуда вы недавно прибыли.

Бородин: В конце прошлого сезона мы получили приглашение для участия в фестивале, который называется “Чехов навсегда”. Он проводился в Китае в связи со 100-летем со дня смерти Антона Павловича. У нас эта дата тоже отмечалась, но я не помню ни одного фестиваля, посвященного ей. Нас пригласили со спектаклем “Вишневый сад”: они о нем услышали, потом посмотрели кассету. Судя по всему, он им понравился. Фестиваль проводило их министерство культуры. Все это происходило в Пекинском “Народном театре” – огромном дворце, который был построен 50 лет назад. На его открытии тогда танцевала Галина Уланова. Несколько спектаклей приехали из других стран: из Канады, Израиля и т.д. Нам удалось увидеть китайского “Платонова”. Мы сыграли два раза, после первого спектакля была научная конференция, на которой речь шла и о Чехове вообще, и о нашем спектакле, в частности. Они к нашему “Вишневому саду” отнеслись хорошо.

Newsinfo: По-моему вы скромничаете. Я слышал, что отношение было не просто хорошим, а восторженным.

Бородин: Пожалуй… У них принято после спектакля несколько секунд вежливо похлопать. А тут была настоящая овация, и весь зрительный зал даже встал.

Newsinfo:Ваш спектакль – камерный, в РАМТе он идет на небольшом сценическом пространстве, а в Пекине, по вашим же словам, пришлось играть в огромном дворце?

Бородин: Да, но для гастролей мы с художником Станиславом Бенедиктовым решили придумать особый вариант. И даже сыграли его перед поездкой на нашей большой сцене. Мы его теперь будем пробовать и в Москве, он нам кажется вполне полноценным и осмысленным. Вообще, я очень люблю варианты. Потому что в процессе проб возникают новые ощущения. Ведь спектакль, если он хорошо сделан, может попадать в разные ситуации, сохраняя свою суть. В новом варианте суть сохраняется, но образ – другой. Отрадно то, что спектакль обрел на гастролях какую-то легкость, которая, на мой взгляд, очень важна для этой пьесы. Теперь в своем театре мы будем играть его и в камерном пространстве, когда зритель сидит на сцене, и в большом зале.

Newsinfo: Правда ли, что ваш спектакль был одним из первых, что показали в Пекине за 50 лет с момента открытия “Народного театра”?

Бородин: Да, посол России в Китае сказал нам, что это был первый приезд драматического театра из России спустя 50 лет. Но, наверное, имелись в виду масштабные гастроли.

Newsinfo: Почему китайцы так отнеслись именно к Чехову?

Бородин: Я понял, что, как ни странно, Чехов для них не является каким-то далеким иностранным автором. Мне кажется, что между китайцами и русскими очень много общих точек, есть какое-то объединяющее нас чувство. Абсолютный контакт с залом возникал уже к середине первого акта. При том, что они были вынуждены смотреть перевод на бегущей строке. И я понял, что тяга китайцев к нашей культуре – огромна.

Newsinfo: Мне хотелось бы продолжить “китайскую” тему нашего разговора, но не с театральных позиций, а экскурсом в историю вашей личной жизни. Ведь эти гастроли совпали с 50-летием вашего отъезда из Китая?

Бородин: Да, ровно 50 лет назад вся наша семья: бабушка, родители, я и мои сестры, - приехали в СССР из Китая, где мои родители провели всю жизнь и где я родился. Мы жили в Шанхае, но тема возвращения “в свой сад” для них всегда было очень важной. Тогда в Шанхае была очень большая русская колония, и в 1954-м все стали разъезжаться: кто в Америку, кто в Канаду, кто во Францию, кто в Австралию. Но мои родители, и я тоже, были нацелены на Родину. Для меня это понятие с самого детства было не абстрактным, а очень конкретным и острым. Когда мы сюда приехали, то не слышали от родителей ни единого звука о том, что трудно, что это – не то, что они ждали… Ведь наши представления об СССР базировались на фильмах “Падение Берлина”, “Сказание о Земле Сибирской”, “Кубанские казаки”. Это воспринималось там, в Шанхае, почти буквально. И для меня на недавнем фестивале было символично то, что вернулся я на землю своего детства с “Вишневым садом”!

Newsinfo: Вам как творческому человеку близка китайская культура?

Бородин: Когда мы там жили, китайская культура была вокруг. Потому что внутри дома у нас культивировалась русская культура: книги, музыка, альбомы… Хотя, конечно, в доме были какие-то китайские ширмы, статуэтки.

Newsinfo:А знали вы тогда что-то о китайском театре?

Бородин: У меня не осталось какое-то необыкновенное впечатление о китайском традиционном театре. Ведь и пекинская, и шанхайская оперы – это очень своеобразное искусство. Гораздо большее впечатление на меня произвел театр Кабуки, когда он впервые приехал в Москву. А китайский театр остался в памяти, как нечто очень далекое…

Newsinfo: Вернемся к актуальным проблемам. Что вы планируете на нынешний сезон?

Бородин: Открываемся мы последней премьерой прошлого сезона – пьесой исландского драматурга Аурни Ибсена “Forever”. В это же день на малой сцене состоится премьера спектакля по известной повести Агеева “Роман с кокаином”. Он написана за границей в 20-х годах прошлого века. Были даже сомнения в авторстве: считали, что ее написал Набоков. Ее ставит у нас ученик Петра Фоменко Олег Рыбкин, который очень много и успешно работал в провинции. А премьерой большой сцены должен стать “Идиот” по мотивам романа Ф.М. Достоевского. Это будет сочинение известного французского режиссера и хореографа Режиса Обадья. Его идея – соединение текста, диалогов, сцен и современного танца. Покажем мы этот загадочный “проект” в середине октября. Я начал работу над пьесой, которую специально для нас написал Борис Акунин. Наша творческая дружба с этим замечательным писателем завязалась после спектакля “Эраст Фандорин” – сценической версии его известного романа “Азазель”. В новой пьесе будет также “жить и работать” Эраст Фандорин, правда, повзрослевший. Пьеса называется “Инь и Ян”. Это – детектив, но абсолютно оригинальное произведение, не повторяющее прежних романов о Фандорине. Планируем сделать два спектакля – “белую” и “черную” версии. Но эта премьера состоится после Нового года. Будем работать и над спектаклями, которые уже идут. Потому что для каждого зрителя, пришедшего сегодня в театр, спектакль есть та самая единственная премьера.

Newsinfo: Вы всегда привечали молодых режиссеров. Сохранится ли эта линия на будущее?

Бородин: Наш театр всегда открыт для молодых режиссеров, и я очень радуюсь их успехам. Я – за то, чтобы в театре гулял “свежий ветер”, который бы действовал на всё (и на меня, в том числе). Молодежи нужно давать возможность пробовать, заявлять о себе. Потому что только через практику можно двигаться в этой профессии. В новом сезоне уже, например, начал репетировать свой новый спектакль ученик Анатолия в Васильева Александр Огарев. Это инсценировка знаменитого романа “Повелитель мух” Голдинга. У нас установилась традиция, что молодые режиссеры пробуют себя сначала на малой сцене, а потом ставят на большой. Так было и с Огаревым, и с Александром Назаровым. После “Правил поведения в современном обществе” последний будет ставить на большой сцене “Кентервильское привидение” по Оскару Уайльду. А на маленькой сцене мы выпустим, наконец, детский спектакль. Это будет сказка нашего замечательного соотечественника Евгения Клюева, который сейчас живет в Дании. Он пишет совершенно изумительные сказки и для взрослых, и для детей. У нас будут поставлены несколько сказок из его книжки “Сказки на всякий случай”.

Newsinfo: Многие театры сегодня считают своим долгом ставить “остросоциальные” пьесы, в которых речь идет о терроризме, разврате и других язвах нашего общества. Теперь и матерщина на сцене – дело привычное. Как в этом смысле будет себя вести ваш театр?

Бородин: Это, наверное, очень индивидуально. Я тоже за то, чтобы в театре проявлялись сегодняшние острые, болевые темы. Но при этом должен сохраняться художественный уровень. Должна быть какая-то планка. Мне кажется, что, например, ненормативная лексика – за пределом искусства. Я это в своем театре услышать не смогу. Даже, если бы хотел. А если говорить о терроризме, то, как это ни печально, те впечатления, которые мы получаем в реальной жизни (взять хотя бы то, что мы пережили недавно), гораздо сильнее любой придуманной драматургии. Для передачи этих ужасных эмоций должна появиться какая-та очень мощная, глубокая драматургия. А черный юмор в этом случае просто безнравствен. Но если бы нашелся такой человек, как, например, покойный Юра Щекочихин, то я бы взялся за современную пьесу. Когда мы ставили его острые пьесы, у нас не было никакого желания над этим смеяться. Мы были сопричастны этим проблемам. А сейчас порой видишь такой взгляд: проблема есть, но я-то сам “в порядке”…

Newsinfo:Но все же вы должны учитывать интересы своего молодого зрителя. Или вы считаете, что Чехов и Достоевский для них будут звучать вполне актуально?

Бородин: Я прекрасно понимаю, что мы работаем в конкретном театре. Все дело в том, как относиться к молодежи. Если мы относимся к ней как к толпе, которая на стадионе слушает заразительную музыку и доходит до экстаза, это одно. Но есть ведь и другие группы. Мы должны предоставить молодежи право выбора. Ведь мы не можем поступать по “ведомственному” принципу: в театре Армии ставить про армию, а в молодежном – про молодежь. Я ведь неплохо знаю эту молодежь: у меня есть свои дети, внуки, свой курс в театральном институте, молодые артисты, которые приходят в театр. Да и на рок-концерты я часто хожу, потому что это меня очень интересует. Я вижу, что наши зрители – это не однородная масса. Поэтому мы распахнуты для каждого. Пушкинская фраза: “Здравствуй племя младое, незнакомое!” - мне очень близка. Я всегда пытаюсь вступать с этим племенем в диалог. Если мы будем это делать с высоты своего возраста, то общего языка не найдем. А если будем открыты, искренни, то ответная реакция обязательно последует. В этом смысле очень любопытный пример – Борис Акунин. В нем сочетается высокий творческий уровень с естественным желанием заинтересовать читателя, аудиторию. И это – очень продуктивно. Я когда-то уже говорил, что молодость – это состояние духа, которое театр обязательно должен сохранять. Это касается и молодых людей, которые работают в нем. Мне это поколение интересно. Меня корежит, когда кто-то призывает отнестись к ним, как к массе, громадной тусовке, толпе. Я – за театр для людей.

Newsinfo:А как живет в наш сложный век ваше актерское “племя младое, незнакомое”? Не появляется ли у них потребительское отношение к театру?

Бородин: Сейчас в театрах очень нелегко: масса соблазнов на стороне, люди хотят зарабатывать деньги. Многое в нашем театральном мире разваливается, и требуются колоссальные усилия, которые превратили бы центробежное стремление в центростремительное. Главный залог этого – полноценная творческая работа.

Newsinfo:Ваши актеры уже довольно востребованы на стороне: и в кино, и на ТВ, и даже в проектах иностранных режиссеров. Вас это радует, печалит или оставляет нейтральным?

Бородин: Оставить нейтральным это не может, потому что это касается каждого дня работы театра. Радует, потому что, мне кажется, хорошо, когда артисты востребованы. Но тут возникает проблема элементарного воспитания: что можно, а что нельзя. Есть некие элементарные вещи, которые позволять себе нельзя. Хотя я прекрасно понимаю, что съемки в плохом сериале – это не от хорошей жизни, надо зарабатывать. Но, как показывает практика, конца этому не бывает: хочется все больше и больше. Тут тоже нужно уметь себя остановить. Но самое главное, что востребованные артисты делятся на две части: для одних центром жизни является театр, для других он становится частью в череде всех остальных дел. Поэтому я часто их спрашиваю: “Где твой центр, где твой дом?” Этим творческим домом может быть только репертуарный театр, где тебе нужно чем-то жертвовать. Мы относимся к новым веяниям с понимаем, хотя это осложняет жизнь. Но нужно, чтобы действовал принцип, который всегда был главным в русском театре: “Дело важнее, чем я, и я выигрываю отдельно, когда нахожусь внутри дела”. Я, конечно, понимаю, что самолюбие тешится, когда у подъезда тебя встречают толпы поклонниц. Важно – до какой степени ты в это окунаешься. Выход здесь один – актеру в театре должно быть интересно. И это касается не только нашего театра. Один замечательный руководитель театра сказал недавно: “Надо каждый год брать новых. На один год хватит”. Но большинство наших ребят любят то место где работают, гордятся им. Здесь важную роль играет старшее поколение. Печально, когда оно уходит. Мы проводили этим летом в последний путь нашего выдающегося артиста Ивана Дмитриевича Воронова, режиссера Анну Алексеевну Некрасову, которая всегда для всех была примером служения театру. Иногда мы, делая что-то, говорим: “А как бы на это посмотрели Воронов с Некрасовой?” И иногда становится неудобно и за молодых людей, и за самих себя… Это примеры истинного служения. А время? Почему оно должно нас касаться в этом смысле? Я часто говорю своим ученикам: “Почему вы ведете себя, как все? Почему вы не можете вести себя, как отдельные люди?”

Newsinfo:Вы заговорили о репертуарном театре, театре-доме. В связи с этим не могу не задать вопрос по поводу готовящейся театральной реформы. Как вы к ней относитесь?

Бородин: Как ни странно, я не очень в курсе. Надеюсь, что она не грозит репертуарному театру. Но какая бы реформа ни происходила, репертуарный театр все равно будет оставаться в тяжелом положении. Потому что мы не ценим то, что имеем. Ведь иностранцы, приезжавшие к нам, всегда говорили: “Какие вы счастливые! Ваш репертуарный театр – это великое завоевание!” Конечно, требуется как-то реформировать театр, его положение сейчас недостаточно четко и весьма уязвимо. Но, например, лично меня никто не спрашивал, что я думаю об этом, что нужно сделать. Можно было бы, например, обратиться к очень интересным соображениям, которые высказывали Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко, когда они образовывали Московский Художественный театр. Там была очень интересная и жизнестойкая модель.

Вопросы задавал Павел Подкладов