Никогда не прощу Хазанова

В творчестве для Симоновой самое главное - не останавливаться. Поэтому в театре она всегда старалась сломать устоявшиеся представления о своем киношном амплуа и стремилась к ролям, которые, на первый взгляд, противоречили ее романтической натуре. Достаточно назвать ибсеновскую Нору, Юлию Тугину в “Последней жертве”, Агафью Тихоновну в “Женитьбе”, Сарру в чеховском “Иванове”, моноспектакль “Анна Каренина”, поставленный Андреем Эшпаем. Последняя ее роль в спектакле Сергея Голомазова по трагикомической пьесе Эдварда Олби “Три высокие женщины” вообще не вписывается ни в какие рамки. В этом спектакле Симонова играет …92-летнюю веселую и, как бы сказала молодежь, “прикольную” старушку. Именно за эту роль актриса т получила вышеупомянутую премию “Хрустальная Турандот”. На подходе у нее - премьера в Театре Маяковского “Старомодная комедия” А. Арбузова, а на Первом канале скоро выйдет с ее участием сериал “Дети Арбата”, снятый по книгам А. Рыбакова. Основной жизненный принцип Евгении Симоновой - получать удовольствие. “От работы, от отдыха, от того, что ты помогаешь своим близким, от того, что ты стоишь за плитой и готовишь…”

Как в вашей жизни появились “Три высокие женщины”?

Сначала возникли три женщины-актрисы, для которых стал подыскиваться материал. Совершенно случайно мы нашли пьесу Олби, перевели ее. Думаю, что никакой другой режиссер, кроме Сергея Голомазова, прочитав пьесу, не решился бы назначить меня на эту роль специально. Там фигурируют женщины трех возрастов: одна молодая - 26 лет, другая - 52-х, третья – 92-х. На роль молодой девушки могла претендовать только Зоя Кайдановская. А по поводу 92-летней я предложила своей партнерше Вере Бабичевой кинуть жребий, но она уступила мне эту почетную миссию и сказала, что у меня это должно получиться скорее, чем у нее. И я начала это делать. Я вообще люблю эксперименты над собой, но все-таки не до такой степени. (Смех)

Случались ли проблемы в ходе “эксперимента”?

Да, я часто была близка к отчаянию. И режиссер - тоже. Мы “дружно” заходили в тупик. Помню, как мы “искали” эту старуху: у нас было множество вариантов. То я разговаривала басом, то заикалась, то завывала, то пыталась даже работать “под Фаину Раневскую”. На одной репетиции мне напихали в рот ваты, в другой раз сделали оттопыренные уши, в третий - пришпилили клоки седых волос. Я пробовала всякие старческие гримы. Однажды, загримировавшись, ходила по своему театру, и меня никто не узнавал, даже близкие подруги. А я ко всем приставала, спрашивая, сколько мне лет.

Были ли какие-то жизненные прототипы у вашей славной старушки?

Да, таким прототипом была моя бабушка Мария Карловна. Я похожа внешне и на нее, и на моего отца. Отец мой умер два года назад от инсульта, и это был трагический уход. Его старение было стремительным. Он был блестящий ученый, академик, в течение 20 лет руководил Институтом Высшей нервной деятельности и нейрофизиологии. Всю жизнь занимался человеком, его мозгом… Его угасание происходило у меня на глазах, и было очень грустным. Хотя он даже в последние моменты жизни пытался что-то проанализировать, понять. Я стала вспоминать его жесты, потом вспомнила бабушку. И как только я ее “поймала”, мне стало легко. Произошло нечто странное, то, что можно назвать перемещением душ. Я абсолютно не склонна к мистике, но иногда, произнося какую-то фразу, слышала ее голос. Возникало странное впечатление, что это она. Я очень ее любила, она была потрясающим, светлым человеком. Хотя прожила невероятно сложную жизнь: ее мужа, моего деда арестовали, потом расстреляли, а ее выслали с двумя детьми в 24 часа. Потом она охраняла какой-то склад, ночами ходила вокруг него с ружьем. Позже обо всем этом она рассказывала со смехом, как-то светло. Мы ее звали Меря. Я ее спрашивала: “Меречка, что ты смеешься? Это же ужас какой-то!” Ее свет, думаю, помог мне в работе над моей старушкой. Я вообще очень люблю стариков…

Ваша бабушка была такой же веселой, ироничной и не унывающей, как героиня пьесы Олби?

В пьесе у нее есть замечательная фраза: “Я была высокой и сильной”. Моя бабушка была ниже меня ростом, но при этом – “высокой и сильной”. Она была очень сильна духом. Но иногда моя героиня “уплывала” от меня в процессе репетиций. И тогда режиссер Сережа Голомазов спрашивал: “А где Меря? Наверное, сегодня Меря на пороге осталась?”

Вначале вы упомянули свою дочь Зою. Не могу не спросить, как складывается ее судьба в театре?

Зоя закончила курс Олега Кудряшова в РАТИ. Это была очень интересная команда, которую взял к себе в Театр Эстрады Хазанов. Но потом “поматросил и бросил”… Я ему никогда этого не прощу. Хотя те два года, что они там работали, были достаточно результативны. У Зойки были две замечательные работы: в спектакле на большой сцене “Здравствуй Марлен, прощай…” и в камерном спектакле по прозе Людмилы Улицкой “Девочки” в постановке Екатерины Гранитовой. Зоя там играла несколько ролей, в том числе и безрукую бомжиху. Это было очень интересно и обнадеживающе. Сейчас их группа развалилась, и талантливые ребята ушли “на вольные хлеба”. После “Трех высоких женщин” мы начали репетировать новую работу, в которой заняты несколько ребят с их курса. Это – первая пьеса Алексея Арбузова, которая называется “Шестеро любимых”. Он написал ее в 1934 году. Пьеса о том, как две МТС (машинно-тракторные станции) борются за переходящее Красное знамя. (Смех). Это, конечно, советский абсурд, но мы его репетируем без всякого стёба, серьезно и даже с любовью. Хотя пьеса написана с юмором.

Зоя обладает очень мощной, сокрушающей сценической энергетикой. Это особенно проявилось в “Девочках” и в “Трех высоких женщинах”. Но мне кажется, что такой темперамент не всегда удобен для партнеров…

Есть актеры, обладающие мощным темпераментом, с которыми бывает не просто. Такое состояние я испытала, например, работая с Татьяной Васильевной Дорониной. Такое было и с Натальей Георгиевной Гундаревой. Помню, как Андрей Александрович Гончаров говорил мне: “Женя, не пытайтесь их переиграть. Постарайтесь просто отстреливаться!” (Смех). Действительно, от них шел очень мощный напор, но все равно это было великое счастье находиться рядом с такими замечательными партнерами. В Зойке есть это. Но это качество - не от меня, а, наверное, прежде всего, от отца – Александра Леонидовича Кайдановского. Она взрывная и в жизни, но в ней есть и мягкость, которая… когда-то была и во мне. (Смех).

Что сейчас делает ваша младшая дочь?

Младшую зовут Мария Эшпай, она с пяти лет учится музыке и сейчас переведена на четвертый курс консерваторского училища. Я рада, что ее жизнь будет посвящена музыке. Хотя у нее были искушения, и она вполне способна была бы стать актрисой…

Павел Подкладов

Продолжение следует