Лев Додин: Правдивая история у нас не в почете

Накануне открытия гастролей великий режиссер провел пресс-конференцию, на которой поведал о задачах театра, его планах и чаяниях. Сегодня мы публикуем фрагмент записи этой встречи, в основном, касающихся тех вопросов, которые задавал Льву Додину автор этих строк. Конечно, если бы встреча происходила после знаменитого спектакля “Братья и сестры”, созданного режиссером со своими студентами двадцать лет назад по произведению Федора Абрамова, то вопросов было бы гораздо больше. Потому что, казавшееся до этого невероятным произошло: спектакль потрясает так же, как и в те далекие годы. Но, прожив вместе со страной эти 20 лет, ты уже переосмысливаешь то, что происходит на сцене. И душа рвется, сопереживая героям спектакля так, как будто это самые близкие тебе люди… Впрочем, лучше всего об этом и о многом другом сказал сам Лев Додин. Свои ответы на вопросы он предварил небольшим монологом о том, что стало главной задачей этих гастролей.

- Поскольку такая возможность нам представляется достаточно редко, мы хотели бы максимально полно представить театр в его развитии. Хотя по отдельности эти спектакли в Москве видели, и мы не показываем ничего супернового. Поэтому главное – это развитие, последовательность и т.д. Честно говоря, мы хотели привезти десять спектаклей и к тому, что играем добавить еще “Чайку”, “Гаудеамус” и “Молли Суинни”. Но по разным причинам, главным образом из-за болезни актеров, мы это сделать не смогли, о чем я очень жалею. Тогда картина была бы полнее и представительнее.

- Я беседовал с некоторыми из ваших актеров, и они утверждают, что московская публика для них наиболее сложна. Говорят, даже в Италии легче играть. У вас такие же ощущения?

- Да.

- Почему?

- А черт его знает! (Смех) Если бы мы это знали, то приняли бы какие-то психологические меры. Я не могу сказать, что мы так уж боимся московского зрителя, но в воздухе театральной Москвы есть что-то такое… . Может быть, некая ажитированность, склонность к быстрым суждениям, решительная необходимость определиться во всем в течение первого акта спектакля. В апреле на “Золотой Маске” мы играли “Дядю Ваню”, и, вроде бы, неплохо. Но, когда приехали потом в Рим, на первой же репетиции я почувствовал, как с артистов как будто бы сняли пудовые железные плиты. Они распрямились, стали свободными и, честно говоря, гораздо лучше играли. Это вовсе не упрек в адрес москвичей, наверное, это наши собственные комплексы…

- А что бы вы сказали в этом смысле о питерском зрителе? Изменился ли он за последнее время?

- Я могу судить только по нашему театру, потому что в других бываю редко. В принципе, не так уж изменился. Может быть, в чем-то стал лучше, особенно, за счет молодого зрителя. Молодежь к нам ходит в огромных количествах, некоторые даже сидят на полу, если не могут купить билет. Мне кажется, что зритель стал в чем-то тоньше. Наш, во всяком случае. Его интерес к актуальности и злободневности сменился интересом к гораздо более глубоким вещам. Мы везде находим хорошего зрителя. Думаю, что зритель, который жаждет только коммерческо-развлекательных зрелищ, это в большой степени изобретение тех, кому нравится этим заниматься. Конечно, можно посмотреть и развлекательное, но это не значит, что зрителю не хочется чего-то серьезного, эмоционального, потрясательного. Отнюдь!

- Нет ли ощущения, что некоторые спектакли, в том числе, представленные на афише гастролей, в какой-то степени устарели?

- Может, и есть, я могу судить только изнутри. В гастрольной афише – точно нет. (Хотя кто-то, может, и скажет, что все такие). Но мне кажется, что все-таки нет. Как только мы чувствуем какую-то опасность, мы стараемся сами избавиться от таких спектаклей. Тем более, ничего страшного в уходе спектаклей нет: все ведь живое. У нас, к сожалению, ушел целый ряд спектаклей по самым трагическим обстоятельствам. Уходят из жизни актеры, и иногда далеко не самые старые. Ушел замечательный актер Николай Лавров, и с ним ушли три спектакля. К сожалению, не все и не всё заменимо. А, собственно, никто не заменим.

- Изменился ли за двадцать лет спектакль “Братья и сестры”?

- Как мне кажется, очень изменился. Потому что за это время мы пережили много исторических эпох. И спектакль по-разному соотносился с эими эпохами. Был период, когда это было очень злободневно, и мы даже как-то сопротивлялись этой злободневности. Когда он был поставлен, это была, по сути дела, современная история. Потом казалось, что это отходит в прошлое. Мы думали, что это скоро уже не надо будет играть. Потом вдруг стало казаться, что это - не про прошлое, а про наше будущее. Это был тоже тяжелый и острый момент жизни спектакля. Сегодня спектакль стал во многом историческим. В верном смысле этого слова, потому что о той эпохе теперешний зритель знает только понаслышке. А кто-то и понаслышке не знает, потому что история у нас не в почете. Особенно, правдивая. В последние годы все больше возникает желание или забыть, или извратить ее, поставив прямо противоположные знаки. Для нас в этом спектакле все больше проступают какие-то вечные закономерности, вечные проблемы. Абрамов – большой писатель, и с годами это обнаруживается все сильней. Уходит злободневность, и обнаруживаются какие-то более серьезные вещи. Недаром мы играли это и в Америке, и во многих других странах, и нигде это не воспринимали, только как спектакль о советской или даже российской истории. Люди бы не стали смотреть семичасовой спектакль про чужую историю. Человек в театре смотрит, прежде всего, про самого себя. Зрители чувствуют человеческие судьбы: кто же не знает в мире, что такое голод, жажда, не оправдавшиеся надежды, неудовлетворенная любовь… Все знают и все с чем-то это соотносят. Ну, есть еще многие изменения, которые трудно сформулировать. Но, если вы посмотрите, то обнаружите их. Если спектакль живой, то он непременно пропускает через себя токи жизни, а они проходят через артистов. Артисты тоже меняются, взрослеют. Для кого-то из них эти роли были сделаны на вырост. А сегодня они совпадают с реальным опытом артистов… Хочется верить, что в спектакле сохраняется живая жизнь.

Ну, а в финале, конечно, был задан вопрос о планах. В частности, о шекспировском “Короле Лире”, к репетициям которого Додин приступил совсем недавно.

- Я обычно не очень люблю говорить о том, что только начинает делаться. Но с “Лиром” мы допустили “утечку информации”. Мы только начали в этом сезоне пробы, нам очень интересно этим заниматься. Но с каждой пробой начинает казаться, что это – еще более трудная проблема, чем казалась на расстоянии. Я на два месяца оттянул начало репетиций, робея вступить в эту воду. Мы “вступили”, а что из того выйдет, и когда мы выплывем, неизвестно. Быстро не получится, “купаться” в этом очень интересно. Надо еще убедиться, что мы это можем.

Гастроли прославленного питерского “Малого драматического театра - Театра Европы” продолжаются. Впереди еще двадцать дней “лукуллова пира” театра и встречи с Достоевским, Чеховым, Платоновым. И, надеюсь, очередные потрясения великим искусством Льва Додина и его учеников.

Павел Подкладов

Не так давно мы рассказали об одной из звезд МДТ – Ксении Раппопорт.