Оксана Мысина: Муж меня видит только ночью… во сне

- В спектакле заняты не только ваши старые знакомые, но и молодые актеры. Как происходит пополнение труппы?

- Кроме Людмилы Одиянковой в "Аристоне" работают четыре молодые актрисы. Лена Шкурпело играет у меня давно: она - Дульсинея в "Кихоте". А Ира Петруничева, которая играет центральную роль Антигоны, пришла к нам, когда мы работали уже месяц. Встретила меня у входа в Театр Наций, где мы репетируем, и сказала, что хочет работать. Я сразу ее пригласила, и очень этому рада. Она играет очень интересно, много "приносит" с собой. У нее два образования: актерское и филологическое. Ей даже, как она сама говорит, "мозги мешают" открыться, и что они – лишний груз. Вот я ей и помогаю избавиться от этого лишнего…(Смех). А сама "напитываюсь" ее интеллектом и предложениями. Лена Лямина была три раза на "К.И.", и тоже попросилась в работу. Но для нее остались только две роли: воин и стражник. В результате роль стражника стала большой и значимой. Я думаю, что талант даже при фактическом отсутствии роли может делать чудеса. Верочка Васильева - ученица Геннадия Абрамова тоже пришла к нам после "Кихота". И предложила себя в качестве педагога по танцу, по пластике. Но как-то раз я попросила ее почитать, и поняла, что она играть будет.

(Интервью прерывает звонок по мобильному из Питера о том, что "едут декорации", что и спровоцировало следующий вопрос).

- Слышал, что в отличие от прошлого спектакля в этом – громадная инфраструктура. Кто занимается сценографией, изготовлением декораций?

- Я так мечтала об Эмиле Капелюше, когда замыслила это дело, что боялась даже подойти к нему. Но однажды в антракте я все же решилась, и обратилась к нему с предложением. И не поверила своим ушам: он загорелся идеей! Ведь он - художник мирового уровня, и согласился участвовать в таком малобюджетном проекте за крошечные деньги. В результате в Питере делаются декорации, вручную шьются какие-то уникальные костюмы (художник Стефания Граурогкайте). Мы, правда, пока не видели этой красоты. Сам Эмиль, когда приезжает в Москву, прибегает к нам на репетиции, смотрит прогоны отдельных актов, потом зачеркивает эскизы, и говорит, что все сделает по-другому. (Смех). Вначале он предложил просто гениальный макет: шесть длинных лодок, огромную платформу на шаре, которая могла бы двигаться во всех направлениях. Кстати, именно такие использовались в античном театре. Но из-за того, что мы шесть месяцев сидим даже не в репзале, а в комнате, спектакль стал приобретать камерное звучание. И Капелюш сказал, что нельзя убивать то хорошее, что здесь создано. И что шесть огромных лодок могут убить, подавить то, что мы создали. И решил идти "от нас". Осталась всего одна лодка, и шикарные костюмы "от кутюр". В них будет некий космос.

- Есть ли у вас какие-то ограничения, или вы должны «пылать» везде: и играть на сцене, и сниматься в кино, и ставить спектакли, и петь в рок-группе?

- Я не пылаю везде. Я существую очень выборочно. Я уже не играю те роли в Новом драматическом театре, которые мне давал Борис Александрович Львов-Анохин. Не то, чтобы я по ним тоскую… Но понимаю, что это хорошо, что я их не играю: и по возрасту, и по состоянию души. Хотя, если бы я их играла, то не чувствовала бы ни возраста, ни состояния души. (Смех)

- В музыке вы тоже продолжаете поиски. Вначале вы со своей рок-командой пели песни Виктора Цоя. Что сегодня?

- Сегодня я пишу тексты сама. И мы вместе пишем свою музыку. И люди в группе появляются новые. Только сейчас, через год, мы стали командой. Многие отсеялись: кого-то не устраивала музыка, кто-то хотел все получить быстро: и деньги, и славу. Но мы искали и находили людей, у которых оказывалась такая же группа крови. И тогда начинался кайф. И в этом кайфе я сейчас живу. На репетициях я не чувствую усталости, летаю, как на крыльях.

- Вы - профессиональный музыкант, закончили Гнесинку. Но в прежних концертах мало звучала ваша скрипка. Как дело обстоит сейчас?

- Сейчас звучит достаточно. Но только, когда это требуется. Причем, звучит она хорошо. Потому что старинную скрипку мы отдали в реставрацию, заменили некоторые детали. Звучит она прекрасно. Я нежно к ней прикасаюсь, прикрепляю микрофон и она поет... Наша новая программа называется "Для тех, кто свалился с земли".

- Гитара в вас "вошла" тогда же, когда и скрипка?

- Нет, попозже. Я влюбилась в Окуджаву, когда была в старших классах, и начала петь его песни, романсы. И гитара была для меня продолжением скрипки. Кроме того, гитара стала "переходным периодом" между музыкой и театром.

("Лирическому" разделу беседы чуть не помешала вахтерша театра Наций, объявившая о том, что наступила полночь и надо бы честь знать).

- Раз уж зашла речь о собственных текстах песен, не могли бы вы их процитировать?

(Сначала декламирует, потом поет)

Я стою на пороге того, что нельзя,

я иду по дороге после дождя.

Мне открыты печали

все издалека:

То, что было вначале

до тупика.

- Вертинский пел: "Чтоб терпеть мои актерские наклонности, нужно ангельским терпеньем обладать". Терпит ли эти наклонности ваш муж, и вообще видит ли он жену когда-нибудь дома?

- Это вы лучше у него спросите. (Смех) Сейчас он звонил, и, узнав, что я еще в театре, издал звук, который в нашем спектакле "изрыгает" Эдип. (Изображает звериный рык) А видит ли? Наверное, только ночью во сне. Во всяком случае, я на это надеюсь…

Павел Подкладов