Иосиф Райхельгауз – лауреат Государственной премии Турции

- Иосиф Леонидович, некоторые великие люди считали, что десять лет для театра - это предел. Вашему - пятнадцать. Не боитесь?

- По этому поводу существуют разные мнения: кто-то говорит десять, кто-то - пятнадцать, кто-то - двадцать. Но ведь есть пример достаточно живых театров, которые проживают несколько десятилетий, а есть и обратный пример, театров мертворожденных. И как бы их там ни называли, какой бы крупный пост художественный руководитель театра ни занимал в Союзе театральных деятелей или еще в близости к какому-нибудь государственному руководству, театр от этого художественнее не становится. Поэтому я думаю, все дело в реальной работе театра, в его реальной жизни, в том, какие он выпускает спектакли, каких авторов, в том, как идут зрители, и хотят ли они видеть эти спектакли, в том, как этот театр приглашается на гастроли в России и на какие-то престижные, серьезные зарубежные фестивали.

- Вы начинали в Театре им. Станиславского в компании двух своих коллег, которые нынче стали мэтрами. А вы сами за собой не замечаете "мэтризма"?

- Вы имеете в виду Васильева и Морозова? Это мои товарищи, однокурсники, у каждого из нас звание народного артиста, все трое - профессора, каждый имеет своих учеников, свой театр, даже свои книжки. Но я на своей визитной карточке и на афишах не пишу свое звание, мне неловко. Мне смешно, когда мои коллеги выписывают - "Лауреат государственной премии". Недавно я писал письмо одному коллеге, продюсеру из Америки, и раздумывал, как бы посолиднее его подписать. И подписал: "Иосиф Райхельгауз, лауреат Государственной премии Турции". Что вы смеетесь, у меня есть разные награды и среди них, на самом деле, - Государственная премия Турции…

- Что такое театр для вас лично: реализация каких-то мечтаний, удовлетворение честолюбия, жажда успеха или просто удовольствие и даже наркотик?

- Это удовольствие, это один из способов жизни, одна из граней жизни. Но это далеко не вся жизнь. Жизнь многообразна, и есть очень много замечательных человеческих проявлений, которые сами по себе прекрасны. А театр - это работа моя, которая для меня - удовольствие. Которая является одним из способов познавать жизнь и каким-то образом на нее влиять. Я не преувеличиваю место театра ни в своей жизни, ни в жизни страны, общества. Я вполне мог бы заниматься другим делом…

- …например, работать сварщиком, как в молодости?

- Совершенно верно, сварщиком, шофером, строителем, много замечательных мужских профессий. Я, кстати, очень часто даже испытываю чувство неловкости, что работаю в театре и показываю зрителям спектакли, которые мне самому, мягко говоря, не очень нравятся.

- ?

- Что вы удивляетесь? Мне, действительно, редко нравятся мои спектакли. И чужие редко нравятся.

- Чужие понятно, но свои - они же… как дети!

- Да, дети. Если ты к детям относишься трезво и если ты хоть как-то объективен, то ты видишь, что твой ребенок ленив, мало образован, что твой ребенок успевает гораздо меньше, чем соседский ребенок. А если у тебя глаза закрыты, и ты совершенно обезумел и считаешь, что лишь мой гений, то здесь уже помочь трудно.

- У марксизма было три источника, три составные части. Можете ли вы назвать составные части "лиры" режиссера Иосифа Райхельгауза? Из чего вы "состоите", как режиссер?

- Странно себя анализировать. Я могу сказать, из чего состоит наш театр. А про себя нет.

- Но ведь ваш театр - это, прежде всего вы сами!

- Нет, не совсем. Я этот театр придумал, это правда. Но я его придумал не один. Этот театр вместе со мной придумывали, основывали Альберт Филозов, Люба Полищук, Марина Георгиевна Дружинина. Ее мало кто знает, но она - грамотный, профессиональный директор. Сейчас она работает у моего товарища Анатолия Васильева, и слава Богу. А театр наш состоит из нескольких простых вещей. Прежде всего, мы понимаем, что это русский драматический театр, который существует по принципу театр-дом. Здесь есть постоянная труппа, регулярность репертуара, предсказуемость жизни театра, как это за много лет сложилось в советском драматическом театре. Что не так уж плохо, а даже очень хорошо. Второй принцип: мы берем артиста, только в случае, если он нужен театру. Ведь при комплектовании антрепризных трупп в русском театре артисты брались только на реальное дело. А в советском театре последних десятилетий сложилась практика, когда артистов брали про запас. Таким образом, в большинстве театров сложились колоссальные труппы, где десятки, а то и сотни артистов бродят без дела. И, наконец, третий принцип заложен в самом названии - "Школа современной пьесы". Мы отдаем предпочтение только российской и только что написанной пьесе. И желательно, чтобы она была у нас поставлена вообще в первый раз. Наш репертуар должен быть эксклюзивным. Бывают, конечно, исключения, но очень редко. "Чайка" Чехова стала исключением. А другие две - нет. Потому что обе написаны для нашего театра: и акунинская и классическая оперетта. А с Чеховым - это чистая случайность. Я поставил "Чайку" в Америке и привез сюда кассету. Показал артистам, а они говорят, давай сделай с нами. Вот я и сделал.

- Современная пьеса, это достаточно широкое понятие. Ведь есть, например, Женя Унгард, Максим Курочкин или братья Пресняковы, а есть и ваш любимый Славкин. Что вас должно зацепить в драматургии, чтобы вы непременно взяли именно эту пьесу?

- Если говорить красивым литературным языком, то должна зацепить тема. А если говорить совсем просто, то есть простая формула: в пьесе и в спектакле должно быть то, что имеет отношение ко мне, то есть, к моей реальной жизни. Я могу смотреть спектакль самого гениального Штайна, в частности, его античную трагедию. Там море крови, лирика, истерика, огромнейший размах сцены в Театре Армии, но это не имеет никакого отношения ко мне. Я холодно смотрю это произведение, так же как и "Гамлета". Поэтому мне хочется, чтобы спектакли нашего театра имели отношение к зрителю. И для меня не важно, сколько лет автору или как давно он пишет. Так получилось и с Гришковцом: оказалось, что все им написанное очень близко и нам, и нашему театру, и нашей жизни.

- Почему вы не ставите современные зарубежные пьесы?

- Я не очень люблю современную зарубежную драматургию. Потому что в основном в них идут рассказы о каких-то нравственных вывертах, нетрадиционных ориентациях. А меня это не интересует. Молодые режиссеры с огромной радостью бросаются на эти пьесы: в большинстве из них есть или лесбиянка, или гомосексуалист, там обязательно кто-то кого-то убивает, душит. Это, наверное, кому-то интересно, но меня это не очень занимает. И вообще, когда в спектакле один человек другому говорит "мистер", в этом есть что-то не то. (Смех).

Вопросы задавал Павел Подкладов

Продолжение следует...