О бедной Кабирии замолвите слово

Место действия. Тверской бульвар, здание бывшего Камерного театра, по преданию проклятое великой Алисой Коонен. Теперь это - Театр им. А.С. Пушкина, художественным руководителем которого вот уже три c лишним года является Роман Козак. "Взойдя на престол" худрука, он заявил, что его задача - сделать площадку вверенного ему театра "местом культурных событий". За последние три года таких событий здесь было - хоть отбавляй. "Виноват" в этом был и сам Козак, и его молодые выдвиженцы-режиссеры.

Информационный повод. Теперь под знамена академического театра призвана Алла Сигалова - признанный мастер пластического, хореографического и музыкального театральных жанров, с которой художественного руководителя связывают не только творческие, но и супружеские узы. Для своего первого опыта на пушкинской сцене она выбрала не больше, не меньше - сюжет великого фильма Федерико Феллини "Ночи Кабирии", решив сделать из него музыкальную драму и "заказав" для этого музыку самому Раймонду Паулсу!

Сцена. Главная деталь декорации - это громадный обрамленный по краям гирляндами из лампочек помост овальной формы, расположенный под углом к плоскости сцены. Он служит и местом для молодежных тусовок, и залом кинотеатра, где гипнотизируют Кабирию, и бульваром, и берегом реки, и даже футбольным полем. (Художник - Александр Орлов). Но - это лишь узко утилитарная функция помоста. На самом деле он - не что иное, как колесо фортуны, которое вертит судьбами маленьких неприкаянных людей. Здесь они любят, страдают, "отрываются" на гулянках, надеются и разочаровываются. Здесь же главную героиню подстерегает роковая ловушка в лице "влюбленного" паренька… Разворачиваясь, помост превращается в потолок квартирки, комнаты которой напоминают то ли приюты "ночных бабочек", то ли облезлые гримерки, где обитают щебечущие "воробышки" - девчушки из театральной массовки. Здесь же базируется маленький оркестрик, который иногда бурно врывается в лирическую мелодическую ткань спектакля наглыми "брехтовскими" зонгами "О, сеньоры, приглашаем вас к разврату…Лишь бы были силы для гулянок, для ночей…О, сеньоры, покупайте итальянок… Что до любви, то ее придумали сквалыги, чтоб не платить…" (Цитаты не точные).

Музыка. Она, как всегда в спектаклях Аллы Сигаловой, становится важнейшим действующим лицом. На этот раз - особая статья, потому что написал ее знаменитый советско-латышско-российский маэстро Раймонд Паулс. Судя по всему, молодые актеры просто млеют от его песен: поют страстно, слаженно и вполне профессионально. Добавьте к этому великолепные тексты Елены Сиговой и Владлена Дозорцева, и вы поймете, почему на репетиции все время хотелось подпеть молодым артистам, а ноги сами по себе выделывали кренделя и выстукивали "огненные" ритмы. Нет сомнения, что зонги разойдутся "по миру" и станут хитами.

Режиссер. Очаровательная хрупкая молодая женщина с огромными глазами удивляет мощной энергией и жесткостью в работе. На прогоне сидит на подлокотнике кресла рядом с главным "цензором" - худруком-мужем - и периодически дает в микрофон указания своим подопечным. Иногда в ее нежном голосе появляется металл: "Откуда здесь дождь взялся? Убрать немедленно!" (звукооператоры не вовремя включили фонограмму). "Где Александра с барабаном?" (Это - в адрес Урсуляк, которая и так еле тащит громадный ударный инструмент на худеньком плечике). Иногда голос режиссера становится похожим на звериный рык: "Кто там вылез раньше времени? Не шевелиться, встать и стоять!" В особо экспрессивных музыкальных моментах Сигалова яростно дирижирует кулаком. Кажется, еще секунда - и выскочит на сцену и запоет сама. Кто-то из актеров за кулисами бурчит в микрофон: "Фонит…" Режиссер взрывается: "Кто сказал - фонит? Я спрашиваю, кто сказал - фонит?! Почему остановка? Поехали дальше!" В перерыве остывает. Актерам: "Простите, я была не права. Это уже нервное у меня…" В течение всего небольшого перерыва между актами что-то бурно, но полушепотом обсуждает с худруком. Тот, судя по всему, дает советы и даже показывает какие-то пластические этюды. Признанный авторитет в области сцендвижения и театральной хореографии, Сигалова соглашается и даже весело хохочет. После прогона - блицразбор с актерами. В основном хвалит: "Молодцы, ребятушки!" Андрея Заводюка, играющего кинозвезду, отмечает особо: "Андрюша, ты хорошо играл, сегодня у тебя получился такой… Табаков". Из подслушанного напутственного слова Козака актерам: "Довинтить ежесекундное участие в происходящем…", "Найти не бытовые мотивы существования…", "Зрители должны реветь, как белуги…"

Кабирия. Судя по всему, ни у режиссера, ни у актрисы Александры Урсуляк не наблюдается никаких "мазиновских" комплексов. Их Кабирия - совсем другая, она изменилась вместе с веком, его нравами, его музыкой и его одеждой. Она не носит боа из перьев и белые носочки. Сутуловатая, еще не оформившаяся фигурка, джинсы, кроссовки, сигаретка в зубах, подростковая резкость и грубоватость, огромный барабан на плече - такой она выйдет к зрителю. И будет "тусоваться" вместе с друзьями, яростно трястись в немыслимых танцах, от которых нормального человека может хватить кондрашка, орать зонги, гулять под зонтом с любимым…Но не миновать ей злополучного берега реки, и не будет ей выхода с этого страшного колеса…

Между утренним прогоном и вечерней репетицией объявляется перерыв на сорок минут, тридцать из которых режиссер жертвует корреспонденту "Newsinfo".

- Как вы определяете жанр спектакля?

- В программке будет написано - "музыкальная драма". Мне кажется, это очень точно.

- Этот жанр поддался вам сразу, или пришлось делать серьезные усилия?

- Любая работа требует невероятных усилий: независимо от того, работаю ли я в хореографии, ставлю ли оперные спектакли или программы для Лаймы Вайкуле. Все равно - это затраты сил, эмоций, мозгов, если они есть. Сделать спектакль - это непросто…

- Тем более, по сюжету великого фильма, когда многие ждут от вас римейка…

- Мне кажется, что мы далеко ушли от Феллини. Там 50-е годы, здесь - 21-й век: другие темпы, знаки, слова. Только чувства остались те же: то же желание любить, мечтать о счастье, тепле, сердечности.

- Вы полностью перенесли действие в наш век или все же оставили место для каких-то ностальгических ноток?

- Действие перенесено в наш век только потому, что мы живем в нем и, соответственно, думаем. Но мне кажется, что это - вневременная история, которая всегда будет трогать и бить по сердцу, по душе. Всякий временной отрезок, конечно, диктует особые предлагаемые обстоятельства. Но здесь главное - это жизнь, встречи, расставания, любовь…

- Обычно в музыкальных драмах (или как раньше было модно их называть - рок- или зонг-операх) вокальные номера только комментируют происходящее. У вас они органично вплетены в действие и становятся двигателем сюжета. Судя по всему, вам с Паулсом пришлось изрядно потрудиться над музыкальной драматургией?

- Раймонд написал замечательную музыку, превосходные темы. Он умница, в него сразу же влюбляешься. Я его давняя поклонница, и счастлива, что в спектакле все музыкальные номера исполняет он сам (конечно, в записи). Он потрясающий музыкант, и никто бы не сделал это лучше него. А что касается драматургии, то он отдал все на откуп мне. Мы с ним определили, какие темы нам нужны, и он написал их более 20! А потом я уже из них выстраивала спектакль.

- То есть, в данном случае вы еще и драматург?

- В какой-то степени…Конечно, было бы прекрасно, если бы он был рядом. Но он живет в другой стране, и сочинять весь спектакль вместе не получается. Наверное, это было бы лучше в сто раз, чем есть сейчас.

- На прогоне я поймал себя на мысли, что "зонги", которые звучат в спектакле - настоящие музыкальные хиты. Любую арию и любой дуэт можно петь даже вне контекста. Не боитесь, что они разойдутся по эстраде?

- Просто так это разойтись не может, потому что все защищено законом об авторских правах. Поэтому выкрасть у нас что-то очень сложно, но хамов везде много…

- А если молодежь в парках на скамейках будет распевать эти песни, вам будет приятно?

- Это будет прекрасно. Я с этими мелодиями просыпаюсь, и засыпаю тоже с ними.

- В этих песнях - великолепные тексты, настоящая поэзия. Кто их писал?

- Их писала Леночка Сигова - поэтесса из Риги. Это первый спектакль, который она сделала. Она замечательная, она…сумасшедшая. Я люблю сумасшедших, потому что сразу же нахожу с ними общий язык. У нас с ней были миллионы вариантов, я ей что-то объясняла, она сразу же исправляла. Самое потрясающее - когда человек забывает про амбиции, готов что-то исправлять и работать дальше. Вот такой и Раймонд. Несмотря на то, что он - мэтр, звезда, ему можно было сказать: "Раймонд, это мне категорически не нравится, это надо выбросить на помойку". Он говорил: "Хорошо. Завтра перепишу". Чем выше профессионал, тем легче с ним работать. А если он сумасшедший - тем более.

- Спектакль наполнен не только великолепной музыкой, но и свойственными вам хореографическими находками. Однако, мне показалось, что после них не то, что ходить, а слово произнести невозможно. Выдерживает ли молодежь такие темпоритмы?

- Конечно, они не привыкли к тому, что надо каждую минуту с такой отдачей существовать на сцене. Но мы стараемся их тренировать. Я все время "стегаю их нагайкой", и они постепенно что-то приобретают.

- Вы, как я понял, в работе - очень жестки?

- Иначе ничего не сделаешь. Надо быть деспотом, плохим, жутким, страшным человеком. Но они меня терпят, потому что знают, что я их безумно люблю. Они прощают мне какие-то эмоциональные всплески, они их понимают. Мы с ними находимся в состоянии понимания и добра по отношению друг к другу. Ведь никто не хочет друг друга обидеть. Все делается ради того, чтобы свершилось чудо под названием спектакль. Поэтому надо прощать: и я их прощаю, и они меня.

- Вы намеренно взяли для этой сложной работы не звезд, а молодежь?

- Да, конечно! В это плавание можно было пуститься, только имея молодежный азарт. Эта аура молодости, которая здесь присутствует, заражает. В ней есть обаяние, манкость и особая привлекательность.

- В этом театре немало главных ролей уже сыграла юная Александра Урсуляк. И у вас она играет Кабирию. Не боитесь вместе с Романом Ефимовичем испортить ее?

- Если она окажется дурой, то испортится. Если она поймет что-то в жизни и, главное, - в профессии, то это не даст ей возможность испортиться. Здесь важно понять, зачем ты пришла в театр. Но Рома правильно воспитывает своих учеников: и ее, и других ребят. Мне кажется, что они уже очень многое понимают про жизнь, про профессию. Благодаря тому, что есть Козак и Алла Борисовна Покровская. Это для них - большой подарок судьбы, что она передает им свой колоссальный опыт, жизненную силу и мудрость.

- Раз уж мы заговорили о Козаке, то не могу не спросить: вам со стороны художественного руководителя предоставлен полный карт-бланш?

- (Пауза, смех). Рома знает, что в мою работу нельзя не то, что соваться, а даже подходить сзади и что-то шептать. Я сегодня во второй раз пригласила его на репетицию, и мне очень важно, что он скажет. Потому что я ему очень доверяю, мы во многом с ним одинаково думаем. Есть вещи, с которыми я не соглашаюсь, и это нормально. Он это понимает, и ни в коей мере ни на чем не настаивает. Но в каких-то вещах мне нужен его совет и подсказка. Всегда нужен свежий профессиональный взгляд, который понимает меня и артистов. К тому же, он делает замечания очень тактично. И я никогда не обижаюсь: в конце концов, я, так же как и все другие режиссеры, пришла в его театр поставить спектакль. Я - не амбициозный человек, и готова учиться у кого угодно. Но только, если я согласна. А если нет, то уж простите…(Смех)

- Вам мешает или помогает в работе то, что вы - жена?

- Конечно, помогает! Потому что мы понимаем друг друга с полуслова. Хотя многое мы оцениваем по-разному, у нас разные судьбы, разные образования. Но мы стараемся помогать друг другу. Он меня тоже часто зовет на помощь, и очень внимательно выслушивает. Потому что… одна голова - хорошо, а две - лучше. (Смех)

- Алла, в вашем спектакле есть такой текст: "В нашей жизни я уже давно не плакал и не мечтал". То же я могу сказать про себя, но на вашем спектакле слеза все-таки потекла…

- Хорошо, если зритель воспримет наш спектакль так же. И меня тоже в каких-то местах "пробивает", потому что я переживаю и за актеров, и вместе с ними. Мне бы хотелось, чтобы это ударило по сердцу каждого сидящего в зале.

- Извините за банальный вопрос: не боитесь ли вы сравнения своего спектакля с фильмом Феллини?

- Я думаю, что сравнивать могут только люди примитивные и банальные. Там - кино, причем определенный этап его развития - неореализм. Там - определенная фактура и структура материала. А здесь - скорее комедия дель-арте: буффонада, гротеск. Это - очень разные ткани. Их бессмысленно сравнивать.

- Я все время ловил себя на мысли: раз уж это не точное повторение фильма, то, может быть, этот парень не отнимет у Кабирии деньги, и все закончится хорошо?

- Это - страшный вопрос. Мы им все время мучаемся: может быть, он не такой гад, может, он хороший…Но нет, он не исправится.

- Кабирия в финале убегает вверх по помосту. Ей есть куда бежать?

- Нет. Если вы заметили, добегая до верха, она оборачивается. И здесь я сказала - "стоп!", потому что не могу ее мучить. Мне так ее жалко…

- Жалко Сашу Урсуляк или Кабирию?

- И ту, и другую.

Репортаж вел Павел Подкладов