Жан Батист Мольер: Почему я не стал ни королевским обойщиком, ни адвокатом

Вот ведь загадка: Мольер в "Мещанине во дворянстве", наверное, хотел всего-навсего пропесочить какого-нибудь своего соседа - зарвавшегося и заносчивого парижского сноба и ему подобных. А вот, поди ж ты: спустя четыре столетия весь мир открывает в этой пьесе философские глубины и находит аналогии со своими современниками! И так с каждым его произведением. Но мы сегодня не будем цитировать энциклопедии, литературоведческие статьи и даже пьесы великого француза. Мы решили пойти другим путем, за который нас многие, наверное, осудят. А именно: пофантазировать на тему, что бы мог сказать сам драматург в интервью пронырливому и нахальному работнику какого-нибудь парижского "желтого" СМИ. (Заметим в скобках, что в те годы в Париже, скорее всего, не существовало ни желтых, ни голубых, ни коричневых, как, впрочем, никаких других СМИ. Однако, мы будем рады, если историки нас поправят). Итак, не кори нас, дорогой читатель, мы предлагаем тебе виртуальное интервью великого Жана Батиста МОЛЬЕРА.

Париж. 1669 год от Рождества Христова. Газета "Сен-Каналье-де-Сьё". Первая полоса. "Париж в очередной раз бурлит. Его Величество Король Людовик Х1У своим высочайшим повелением запретил показ на королевской сцене богохульной комедии Мольера "Тартюф" - настоящего пасквиля на добропорядочных служителей Церкви. Кроме того, выяснилось ужасное обстоятельство: молодая жена Мольера - Арманда, с которой он венчался в 1662 году, на самом деле его дочь! Нашему корреспонденту Жерару Пердю удалось побеседовать с Мольером, когда он выходил из дверей Малого Бургундского дворца.

- Г-н Мольер, расскажите, при каких обстоятельствах вы стали увлекаться театром?

- Мой отец Жан Поклен был королевским обойщиком и отправил меня учиться в Клермонский коллеж. Вы знаете, конечно, что это - лучшее учебное заведение Франции. Там я увлекся философией и литературой, поэзией. Перевел даже поэму Лукреция Кара "О природе вещей". Стал думать о писательстве. Но, когда мне было чуть больше 20 лет, сдружился с семьей Бежаров, которые бредили театром. Я тоже влюбился в театр.

- Но вы были влюблены не только в театр, не так ли?

- Да, моей возлюбленной стала Мадлен Бежар. Я мечтал играть вместе с ней в героических пьесах. Но мы провалились, театр разорился, и мне даже пришлось сесть в долговую тюрьму. (Смех). Потом мы всей компанией уехали в провинцию и играли там 12 лет.

- Не было ли на этой почве конфликтов с отцом?

- Отец, конечно, рассчитывал, что я продолжу его дело: стану обойщиком. Или адвокатом. Вы, наверное, представляете, как он реагировал, узнав, что я променял серьезную карьеру на театр.

- Как вы попали в Париж?

- Его Величество пригласил нас в Версаль, и мы ему понравились. Потом мы стали играть в зале Малого Бургундского дворца.

- Почему вы начали сами писать, ведь драматургов и без вас немало?

-Скорее, надо говорить о том, что я стал играть для того, чтобы полнее ощутить театр, как драматург. Я на сцене доводил свои пьесы "до ума". Кроме того, для меня была важна реакция публики. Когда ты на своей актерской шкуре чувствуешь, как на это смотрит народ, становишься умнее, как драматург. На мой взгляд, самое важное правило - нравиться. Пьеса, которая достигла этой цели - хорошая пьеса. Я думаю, что мне удалось сказать своими комедиями что-то новое. Впрочем, проваливались они тоже нередко. (Смех). Но я всегда хотел возвысить комедию.

- За последние пять лет вы написали не так много пьес. Почему?

- Да, я написал всего-навсего - "Тартюфа", "Дон Жуана", "Мизантропа", "Жоржа Дандена", "Скупого" и еще несколько пьес. Давайте подождем лет 100 и спросим у потомков, много это или мало? (Смех).

- Что вас больше всего привлекает: драматургия, руководство театром или актерство?

- Я бы все отдал, чтобы не считать каждый день выручку от сборов, но кто же, кроме меня, прикроет в случае чего мой театр и моих актеров?!

- Считаете ли вы себя хорошим актером?

- Об этом вы спросите у публики. Коллеги, во всяком случае, не жалуются. А, может быть, просто боятся сказать правду в глаза директору театра?! (Смех). Вы, задавая этот вопрос, намекаете, наверное, на то, что я провалился когда-то в трагических ролях. Но это для меня стало хорошей наукой. Теперь я знаю свой конек: я - буффон!

- Какую черту вы считаете главной в любом актере?

- Ненасытность до ролей. Это было и будет всегда. На этой почве рождались конфликты, ссоры, предательства. Но и великие свершения - тоже.

- Часто ли вам приходилось наступать себе на горло, угождая цензуре?

- Комедии пишутся для того, чтобы их играли. А если бы я уперся, наплевал на цензоров, тогда бы мои произведения никто бы не увидел. Так что приходится ради зрителя идти на все.

- Кто ваш главный цензор?

- Мои комедии часто пытались запретить, но Его Величеству они нравились. Это их спасало. Король иногда даже давал мне ценнейшие советы, как драматургу. Храни Господь нашего великого Короля Людовика Х1У!

- За что вы так ненавидите служителей Церкви?

- Если вы намекаете на "Тартюфа" и хотите меня в очередной раз поссорить с Церковью, то у вас ничего не выйдет! Я ненавижу глупцов, невежд, тупиц, самовлюбленных гордецов, снобов, зануд и лжецов, какому бы сословию они ни принадлежали. Вы не первый, кто обвиняет меня в развращении нравов, в богохульстве…Мне плевать на ваши инсинуации!

- В ваших комедиях аристократы часто представлены дураками. Это - злой умысел? Вы им завидуете?

- Я уже не раз повторял, что цель комедии состоит в изображении человеческих недостатков, и в особенности недостатков современных нам людей. А аристократы - такие же люди. Среди них тоже много дураков. У меня в одной ранней пьесе даже принц попадал впросак.

- Пользовались ли вы "служебным положением" в любовных

делах?

- Не понимаю вопрос.

- Часто ли вы укладывали в постель актрис своей труппы?

- Я любил женщин, но и они, надеюсь, отвечали мне взаимностью. Но это дело моё и моих женщин, а не бульварного щелкопёра, вроде вас.

- Как вы можете прокомментировать появившиеся в Париже слухи о том, что ваша нынешняя жена Арманда Бежар на самом деле ваша дочь?

- Отвечать на это вопрос я буду только перед Всевышним.

- Вы пожилой, больной человек. Не боитесь, что на ваших похоронах не будут соблюдены положенные церковные обряды?

- Меня могут похоронить за оградой храма. Меня могут отлучить от Церкви. Но отлучить меня от Франции, его народа и его театра не сможет никто.

- Г-н Мольер, через 10-15 лет вас, как и многих других

драматургов, забудут. Стоило ради этого бросать прибыльное отцовское обойное дело?

- Пусть забудут. Но попробуйте хоть раз выйти на сцену, тогда, может быть, вы всё поймете. А что касается отцовского дела, то во Франции, наверное, нашлось немало обойщиков талантливее меня.

Фантазировал Павел Подкладов