От Белоснежки до Екатерины Великой

В свои 30 с небольшим лет Мария Аронова уже лауреат нескольких престижных театральных премий: имени Станиславского, "Хрустальной Турандот", "Чайки". Однако, лучшая премия для актрисы - это, конечно, признание коллег, называющих ее второй Раневской, и аншлаги и овации на каждом ее спектакле. Личная жизнь Марии, перипетии которой она никогда не скрывает, столь же необычна, как и творческая. Но об этом она расскажет сегодня сама. Надеюсь, что это интервью позволит читателю лучше узнать любимую актрису. А начался наш разговор с воспоминаний о том, как в нее попала театральная зараза.

- Я где-то читал, что началось у вас все с Белоснежки?

- Нет, гораздо раньше. Театральная зараза поселилась не в нас: не во мне и не в моем брате, а в далеких наших родственниках. По каким-то причинам они не состоялись как актеры и художники. А во мне и в моем брате это проявилось. Брат стал художником-иконописцем, а я - артисткой. А насчет истории с Белоснежкой… Рядом с моим домом стоит громадный Дом Культуры, где в течение 10 лет с гаком руководит народной театральной студией Екатерина Николаевна Тихонова. Она ставила спектакль "Белоснежка и семь гномов" и пришла в мою школу № 5 подбирать мальчиков и девочек. И, конечно, пыталась найти Белоснежку. Мне сказали: "Там какая-то тетка ходит, и всех в театральную студию приглашает". Я рванулась к ней из-за угла, напугала ее, потому что была в два раза толще и выше ее. Она чуть не свалилась. Я сказала: "Я, я подойду"! Она посмотрела на меня, как на ненормальную и ответила: "Ну, приходите, конечно, я не знаю, как насчет Белоснежки, но обещаю, что работа будет". Ее тогда так потрясло мое желание заниматься театром! И сейчас она говорит, что я самый лучший студиец, которым она больше всего гордится. Я считаю ее своей крестной мамой...

- А у вас в жизни было так, чтобы вы также пришли к какому-нибудь режиссеру и сказали: "Я хочу это играть"?

- Я в этом плане, наверное, нерешительный человек. Но, если бы дело коснулось моего учителя Владимира Иванова, то я встану в ночь, в холод и в жару, и пойду, куда бы он меня не позвал. Потому что я всецело этому человеку доверяю. Думаю, что точно также я бы побежала в пустыню, в степь за Петром Фоменко. Но на то, о чем вы спросили, я пока не решаюсь. Мне предлагают - я выжимаю из себя, умираю, опять рождаюсь… Делаю ту работу, которую мне дают.

- Группа вашей театральной крови ясна. А мама и папа были согласны с вашим выбором?

- Думаю, что я не была подарком. И до сих пор не понимаю, как это было возможно - свято поверить в ребенка, который плохо учился в школе, был громким, многим мешал?! У меня ведь были довольно сложные отношения с учителями. Как можно было так тянуть меня и верить? Я не знаю, сколько мне отпущено на этой земле, но все эти годы буду ходить в церковь, ставить за своего папу свечку, молиться за упокой души моей мамы, потому что это великие люди, которые вырастили двух достойных людей.

- Вы еще в 6-м классе школы написали в сочинении, что хотите поступить именно в Щукинское училище. Неужели тогда было уже все ясно?

- Я не представляла даже, где находится это училище. Но где-то услышала, что его выпускники - Райкин и Гундарева. Гундареву я боготворила и до сих пор боготворю, это одна из самых любимых моих актрис. Дай Бог ей здоровья! А что касается поступления в Щукинское училище, то туда меня привела моя крестная - Екатерина Николаевна. Я зашла и увидела там каких-то мальчиков, девочек, все друг друга знают, маленький холл, лестница, педагоги… И меня так это потрясло, так поразило, что я сказала: "Мать, я буду поступать только сюда".

- И поступили с первого раза?

- Да. Но, если бы меня не приняли, я бы во второй раз не пошла. Я до сих пор не очень уверена в себе. Я сейчас дружу с одним человеком, в прошлом моим педагогом из Щукинского училища, Михаилом Петровичем Симаковым. Хочется о нем сказать несколько слов, потому что это - великий дядька! Он полностью посвящает себя ребятам в Щукинском, и самое главное - он делает потрясающее дело: набрал уже второй курс глухонемых ребят! Он с ними общается, и надо видеть, как он их понимает, и как они его обожают! Так вот, он мне рассказал, что поступал в институт шесть раз! Я не представляю, как можно так биться головой об одну стену и пытаться открыть эти двери! Я бы так не смогла. Это просто великое счастье, что я попала в Щукинское училище и именно к Владимиру Иванову.

- Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать артистом?

- Во-первых, человек должен обладать элементарными актерскими способностями. То есть, он должен чувствовать, не "зажиматься", не смотреть на себя со стороны, не контролировать себя. Он должен обладать талантом, и самое главное, он должен попасть в хорошие руки. В первую очередь, должна быть замечательная вступительная программа, и он должен попасть к хорошему педагогу.

- Вы всегда взахлеб говорили о своих педагогах. А уж о Владимире Иванове - тем паче. Кстати, о нем все его ученики отзываются с восторгом. Мне кажется, что своих педагогов так чтят только актеры, поскольку, как сказал Евгений Миронов, - это группа крови…

- Нам удивительно повезло с Ивановым. Потому что мы жили и учились с ощущением того, что у нас есть отец. Я голодная - иду к Иванову, у меня нет денег - к нему же, беременна - рассказываю ему, что не могу покинуть курс, но должна родить, что ребенок дан Богом и т.д. Это не просто школьные взаимоотношения, не просто учитель-ученик - это жизнь. Я всегда говорю, что Иванов является моим творческим папой. Так что у меня в жизни два папы. То, что это - группа крови - абсолютно верно! Но я не совсем согласна с тем, что это происходит только у артистов. Мой отец, например, учился в МАИ, он очень часто вспоминает своих педагогов, вспоминает такие странные истории, как бы в назидание мне, когда у меня в жизни что-то происходит. Он до сих пор созванивается с пожилой женщиной, которая его учила.

- В Щукинском атмосфера действительно какая-то специфическая?

- Да, ты приходишь туда, как во второй дом. Там все друг друга знают. Там мало народу. Я помню всех, кто учился в одно время со мной: неважно - старше или младше. Случалась там однажды трагедия: ребята с четвертого курса погибли. Все рыдали, потому что это люди из твоей жизни: ты с ним портвейн пил, курил, стихи читал. В училище нет ни одного человека, которого бы я не знала. Я могу не помнить, как человека зовут, но знаю, что он из Щукинского училища, и из того времени, когда я училась.

- Давайте теперь поговорим о профессии. Мне довольно часто приходилось встречаться с вашими коллегами - вахтанговцами. Все вы

- великолепные актеры, у всех, вроде, одна группа крови, но вы ведь абсолютно друг на друга не похожи. В чем же ваш общий корень, в чем суть, изюминка вахтанговской школы?

- Трудно сказать. Каждый определяет это для себя. Для меня, например, эта изюминка заключается в том, что я могу на себя посмотреть со стороны и посмеяться. То есть, в ироничном отношении к себе. Это в двух словах не расскажешь…

- После спектаклей "Левша" и "За двумя зайцами" вас где-то в прессе назвали клоунессой. Это не обидно?

- Это не обидно. Мало того, были люди, пытавшиеся нанести мне какие-то удары в спину, которые говорили - ишь, Раневская нашлась! А для меня было великим счастьем, что меня сравнили с такой женщиной.

- Такая эксцентрика, буффонада вам была присуща всегда?

- Да, пожалуй. Кстати, то же самое я наблюдаю даже в своем сыне, который обожает строить морды и т. д. Иногда мы с подружкой, которая сейчас заведует филиалом огромного банка, садимся рассматривать фотографии, и я ее спрашиваю: "Можешь ли ты себе представить, что вот из этого - а там такие мордальники на нас смотрят! - вырастут актриса театра Вахтангова и банкир"? Другие девчонки красились, ходили на дискотеки, покупали себе какие-то вещи, а у нас самым любимым занятием было - прикидываться кем-то. Порой даже ехали в метро с наклеенным усами! И нам очень нравились эти превращения.

- В "Дядюшкином сне" и "Царской охоте" вы отошли от привычного амплуа. Может быть, в этом залог потрясающего успеха этих спектаклей и ваших ролей?

- Я никоим образом не могу присвоить успех этих ролей себе, это было бы некрасиво и ужасно с моей стороны. Главным "виновником" стал Владимир Иванов, который обладает потрясающим талантом режиссера-педагога. Он до такой степени красиво раскладывает материал, так плетет кружево из слов, которые тебе даны автором, что ты просто должен присвоить себе ту форму, которую он для тебя создает. Ты не лезешь, не карабкаешься, не рвешь себе кишки, как у других режиссеров, а просто заполняешь все эти "банки, сосуды, вазочки", которые он тебе предлагает. Мы ведь "Царскую охоту" делали еще в Щукинском училище, и я тогда на первых же репетициях стала пробовать играть царицу. А Иванов мне говорил: "Нет, дорогая моя, мне интересно смотреть на женщину. Мне интересно видеть обычную женщину, которая спит с мужчинами, хулиганит, обижается, плачет, делает себе маникюр. Это - женщина, которая сочетает в себе земные желания и долг императрицы. Важен вот этот разрыв в человеке".

- Как такое могла сыграть 19-летняя девчонка?

- Нельзя говорить, что мне было 19 лет, я всегда выглядела старше своего возраста. Я уже родилась тетенькой. (Смех). У меня не было детства, правда... Того беззаботного детства, когда все бегали, играли… Меня все это раздражало. И знание жизни вошло в меня, наверное, генетически через папу и маму, которые были на редкость образованными людьми. Мне кажется, что мы с братом в эту жизнь пришли уже с какими-то знаниями.

- В "Дядюшкином сне" вы впервые встретились на сцене со своим бывшим ректором Владимиром Этушем, после чего какой-то критик написал, что ученица переиграла учителя. И ведь действительно, ваша мадам Москалева просто поражает своей энергией, буквально гипнотизирует зал...

- Мадам Москалева, может быть, и поражает всех своей энергией, но Князь, которого играет Владимир Абрамович, поражает всех своей незащищенностью. И это для Владимира Абрамовича Этуша, судя по его творчеству, очень ново. Чего стоит, например, его финальный монолог, который он читает, снимая под колокольный звон свой парик, оставаясь с коротенькими волосиками, незащищенный, старый, с какой-то опущенной внутренней энергией… Люди плачут! Владимир Абрамович, народный артист СССР, бывший многие годы ректором Щукинского училища, человек, который всегда играл очень мощных, сильных, характерных людей, превратился в "незащищенную птицу": отбили все крылья, обломали ноги. Я вот сейчас говорю, а у меня слезы на глазах. Это же колоссальное перевоплощение! Тот, кто хотел задеть Этуша (вот, ваш бенефис, а Аронова вас переиграла!) - мне только хуже делает.

- Да, он играет великолепно. Вы - пара блистательная, чего не скажешь о персонажах второго плана и массовке…

- Ну, мне сложно об этом говорить. Для этого мне надо идти на высшие режиссерские курсы. Тогда я начну разбирать актерские работы. А о моих партнерах я не имею права говорить, хорошо это или плохо. Позовите Владимира Владимировича - он вам расскажет.

- Банальный вопрос, но все же: для вас, как солирующей актрисы, важны реакции партнеров?

- Конечно! Если партнер хороший, который меня ловит - это счастье! Такими для меня всегда были мои однокурсники Аня Дубровская, Володя Епифанцев…Есть актриса у нас в театре - Нонна Гришаева, которая понимает меня с одного взгляда. Слава Гришечкин из Театра на Юго-Западе - у меня душа поет, когда я с этим человеком работаю. Он мне бросает одну фразу, я за нее цепляюсь, и уже ничего больше не нужно, какая там пьеса! (Смех). Мы импровизируем с удовольствием, все хохочут. А если партнер обычный, не ловит меня, он работает просто по тексту, то я не потеряюсь, не заблужусь, но это будет театр одного актера.

- А теперь ответьте, положа руку на сердце: вы сами - удобная партнерша?

- Это сложный вопрос, и не я должна на него отвечать… Думаю, что да, потому что я уважительно отношусь к партнерам. Меня совершенно не греют фразы, когда, например, говорят о спектакле "За двумя зайцами": "Ну, это ароновский спектакль!" У меня был период в жизни (открою, наверное, такую тайну, которая бывает в жизни у всех), когда мне очень хотелось, чтобы у меня платье было лучше, чем у моей подружки. И я с удовольствием шла гулять, если была чуть-чуть лучше нее одета. Но наступил период, когда мне захотелось, чтобы мы обе были ну очень красивые, и я до сих пор живу вот в этом ощущении. Театр похож на дом, в котором должны гореть все окна. А когда горит только твое здоровущее окно, то дом будет некрасивый.

- Вернемся к импровизации. Один из самых примечательных спектаклей у вас в театре в этом смысле - "Принцесса Турандот". Вы не хотели бы сыграть в нем?

- Нет. Во-первых, потому что мне не очень нравится тот спектакль, который у нас идет. (Хотя Маша Есипенко и Анюта Дубровская играют саму Турандот просто замечательно!) Во-вторых, потому что играть там мне нечего. Но вот в сказке сыграть я бы очень хотела. Если у нас когда-нибудь будет ставиться какая-нибудь чумовая сказка, я бы очень хотела сыграть там характерную роль: какую-нибудь плохую сестру, Бабу-Ягу или ненормальную королеву.

- Всегда интересно знать актерскую кухню. Как-то слышал от одного актера, что он так вошел в роль, что у него заболело сердце. А у вас бывало так, что вы до такой степени входили в роль, что ощущали черты своей героини в повседневной жизни?

- Отвечу на этот вопрос маленькой историей. Будучи уже "очень умной, грандиозной, суперталантливой актрисой с четвертого курса", сидела я как-то перед телевизором и смотрела программу про Смоктуновского. Он рассказывал, как репетировал "Идиота" и был так поглощен ролью, что начал даже ходить, смотреть, и даже есть, как этот человек. Я с позиции "суперпрофессионала" смотрела и усмехалась: "Ну, это все - для зрителей, это все неправда". И тут, как всегда в моей жизни бывает, меня тут же по башке ударили: Владимир Владимирович Иванов запускает "Царскую охоту". И как-то я еду в метро, в каком-то старом пальто, в каких-то ботах, (денег вечно не было), держусь за поручень и понимаю: что-то не так. В частности, сочетание одежды и постановки головы, спины, взгляда и оценки окружающего не соответствует моему внешнему виду. Я вдруг начала общаться с людьми чуть свысока, стала сидеть как-то иначе…(Смех). Причем это не было игрой, а просто вошло в меня.

- Я подумал сейчас, что будет с окружающими, если сбудется ваша мечта, и вы начнете репетировать Бабу Ягу или ненормальную королеву…

- (Бурный продолжительный смех) В магазинах будут пугаться, я думаю…

- Сейчас в вашем театре наблюдается, как раньше было модно говорить, плюрализм, режиссерских направлений. Как вы думаете, это не размывает какое-то его общее направление?

- Имея в виду мое положение в театре и те годы, что я там работаю, мне кажется, отвечая на этот вопрос, я буду выглядеть похожей на моего сына, рассуждающего о том, правильную ли политику ведет Путин. Не мне об этом говорить. Я безумно хочу, чтобы в нашем театре ставил Владимир Владимирович Иванов, чтобы работал, творил и брал меня с собой "в творческий путь". Некоторые ругают Владимира Владимировича, что он плохой постановщик. Это неправда! Задача Владимира Владимировича Иванова замечательная: не самоутвердиться на актере, а чтобы актер самоутверждался за счет него. Это его отличает от многих режиссеров. Для него самое главное - актер. В этом смысле он идеальный режиссер.

- Вы всегда согласны с тем, что происходит в вашем театре?

- Нет.

- И как это проявляется в вашем поведении?

- Глупо. Очень горячо, очень неправильно, вплоть до того, что проходит какое-то время, и я извиняюсь перед людьми. Я очень горячий, несдержанный человек, и во мне есть одно "но": я абсолютно не умею "считать до десяти". Поэтому я поняла твердо, что мне ни в коем случае нельзя заниматься общественной деятельностью, нельзя высказывать свое мнение - только ближайшим друзьям. А просто приходить, заниматься своим делом, репетировать, пить быстро чай, играть спектакль и бегом уезжать в город Долгопрудный. Вот это - нормальная схема моей жизни, когда я не буду делать сумасшедших, чудовищных, неправильных поступков. Я не умею быть дипломатом. К сожалению, во мне нет этих талантов: если я не люблю, то не люблю, если люблю, значит, люблю. Я совершенно не умею скрывать своих чувств, своих эмоций. Я не буду обижать человека: просто уйду. Но если вдруг меня заставят сказать, я скажу все, что думаю.

- Вы по гороскопу - "Рыба", а стало быть, должны быть женщиной мягкой, умиротворенной. Но, как сами говорили, у вас мужской склад характера. В чем это проявляется?

- Это проявляется в том, что я очень не люблю "бабские" взаимоотношения. Ненавижу, когда подруги делят мужчину, ненавижу зависть между ними. У меня с подружками всегда были какие-то мужские, нормальные отношения. И вообще, я дружила всегда больше с ребятами. Я ни в коем случае не обижаю женщин, но не понимаю ситуации, типа: "я завидую, что у нее есть черные штаны".

- А как проявляется этот мужской склад характера в быту, в семье?

- Как проявляется?.. Ну, можно сказать, что я зарабатываю для семьи деньги. Но это все ерунда! Мне кажется, что мужской склад характера в первую очередь выражается в том же, в чем он выражался у моей мамы. Она была божественно женственной, но наступали моменты, страшные ситуации, когда маме приходилось принимать решение. Когда хозяин дома принимает решение, в этом и есть особый мужской склад характера. Пусть простят меня мужики, но они иногда паникуют и прячутся за более сильную "особь", а тебе приходится коня на скаку останавливать и в горящую избу входить.

- Ваши взаимоотношения с мужем Евгением в какой-то степени уникальны… Можете ли вы что-нибудь сказать по этому поводу?

- Я могу сказать, и кто захочет, тот поймет. Если бы Женя появился в тот момент, когда я только что родила ребенка, до смерти моей мамы, и если бы я появилась у него перед его тремя свадьбами, мы бы совершенно не поняли ничего друг о друге. В тот момент, когда мы встретились, мы успели получить огромное количество шишек от жизни. У Жени сложилось представление, что такое жизненные ценности, что надо оберегать, и на что нельзя менять семейную жизнь. И я, положа руку на сердце, считаю, что это - единственная в моей жизни семья, первая моя личная семейная жизнь. Это при том, что моему сыну уже 12 лет.

- Уникальность ситуации ведь еще и в том, что ваш муж смог ради любимой жены, ради творчества жены бросить свое дело, работу…

- Так об этом же речь! Он понял, что ему нужен теплый дом, где пахнет едой, ему нужен ребенок, которого он растит, в которого он сейчас что-то вкладывает, ему нужна женщина, которой он гордится. У него не осталось тех комплексов, которые были в молодые годы: я должен самоутвердиться, а баба должна сидеть в углу! Наверное, в его жизни были какие-то понятия, которые сейчас ему кажутся странными, а тогда казались правильными. У меня было то же самое: как это вдруг - проглотить обиду, не перебить всю посуду, как это, я, Маша Аронова, буду молчать?! А сейчас я молчу. Хотя он, может быть и не прав, просто он с мамой своей поссорился, или мама его плохо себя чувствует… А я уже сама себе скажу: "Стоп, у него мама себя плохо себя чувствует, он нервничает, это совершенно в твой адрес не направлено, ты сейчас должна подойти, погладить его по голове, пойти уложить спать". Невозможно представить себе, чтобы я об этом подумала 5 лет назад, тогда я была пуп земли!

- Я думаю, это терпение проявляется в вас, как актрисе. Такая человеческая позиция, наверное, обогащает ваших сценических героинь?

- Думаю, да. Такие мысли мне передали родители, они со мной очень много разговаривали, образовывали меня в этом смысле. Мама всегда со мной работала, и приучала меня к тому, что человек должен уметь не впадать в панику. Ведь часто бывает, что девчонки сходят с ума, а почему - не понимают. Это самое страшное - не работать над собой, не заниматься анализом. Ты должен уметь взять себя в руки, должен уметь открыть захлопнутую тобой дверь. Мой отец всегда меня учил: выйти, хлопнуть дверью легко, а вот открыть эту дверь сложно. Это сложно - найти в себе силы открыть эту дверь, извиниться перед человеком, которого ты обидел. То же самое и в работе: если ты находишь в себе силы обвинить себя в том, что работа не получилась (и не просто обвинил себя, выпил 50 грамм и спать лег), а если ты живешь с этим, вкалываешь внутренне, я считаю, что это огромный дар, который дан от родителей мне и моему брату.

Павел Подкладов